Точка возврата. Политолог о первых шагах к Союзному государству

Считается, что все приемы в политике придумали римляне, главный из которых — разделяй и властвуй. Для этого врагов надо перессорить между собой и спровоцировать войну подальше от своих границ. В итоге из одного сильного племенного союза, который угрожал Риму, получалось 15 слабых, и в этот винегрет запускали щупальца, чтобы вчерашних противников сделать зависимыми слабыми союзниками.

Если вы увидели что-то знакомое — не печальтесь. Римская империя все равно закончилась, а нынешние говорливые итальянцы представляют лишь туристический интерес. Так рано или поздно будет и с США — но пока американские специалисты ничем не хуже римских, и их задача — делать так, чтобы в мире не осталось не то что региональных блоков, а вообще более-менее независимых стран.

Поэтому даже первые робкие шаги России и Беларуси к Союзному государству встречали чудовищное сопротивление со стороны США. Собственно с 1991 по 1994 Беларусь практически не трогали, потому что считалось, что достаточно управлять одной Россией. На постах тогда были прекрасные люди, типа главы МИД РФ Козырева, который, прилетая к американцам, рассказывал, что у России нет национальных интересов. Те очень удивлялись, но благожелательно хлопали туземца по плечу — интересов нет, зато есть жвачка, жрите.

После чудовищного унижения в Югославии и серии войн на Северном Кавказе правительство Ельцина все-таки отстроилось от американцев и попыталось проводить самостоятельную линию. Но самолет Примакова развернулся над Атлантикой только в 1999 году, а выиграть выборы Ельцину нужно было в 1996 и с рейтингом около 5%. На тот момент это была самая грязная и самая проплаченная американцами кампания в СНГ, потому что те, как огня, боялись Зюганова и восстановления Советского Союза. Расхваленный рынок оказался хаосом, и народ уже сам хотел обратно к порядку — поэтому американцам надо было продать людям хоть что-то, кроме рок-концертов и пьяного танцующего президента. Поэтому на движение Ельцина и Лукашенко в сторону Союза до поры до времени смотрели сквозь пальцы.

Меж двух огней

Тут надо сказать, что с Борисом Николаевичем у Александра Лукашенко отношения тоже изначально были прохладными. В отличие от первого, второй был и есть государственник до мозга костей, поэтому, когда в Беловежье собирались заговорщики, Лукашенко лично звонил Горбачеву и предлагал скрутить их «Альфой» КГБ. Да и сама карьера Александра Григорьевича началась благодаря Горбачеву — его как молодого руководителя заметили в перестройку и предложили поделиться опытом управления в сельском хозяйстве на самом верху. Кроме того, на собственные выборы Александр Лукашенко шел с патриотической программой, которая была гораздо ближе к Зюганову, чем к ельцинскому «шоковая терапия, а потом купим все за нефтедоллары». Был и личный фактор: Президент и тогда, и сейчас не любил пьяниц и пьянство, особенно на высоких постах.

Поэтому не то, чтобы Александр Лукашенко больше симпатизировал Горбачеву, но всегда отзывался о нем аккуратно; говорил, что не лично Горбачев развалил Союз, а конкретно борьба двух центров — «горбачевского» и «ельцинского». В чем, к слову, большая мудрость Лукашенко как политика: лучше плохой начальник, но один, чем два плохих начальника в конфликте между собой. Он просто выбирал меньшее зло.

Однако за это в команде Ельцина его воспринимали, скорее, как «горбачевского» и первые годы независимости, а затем на выборах 1994 года сделали ставку на премьера Вячеслава Кебича. Тот козырял связями с Россией (на тот момент это означало дешевую газ и нефть, а также участие в мутных реэкспортных схемах для промышленности). По Лукашенко тоже работали, но своеобразно — к нему в избирательную команду завели молодого и перспективного Валерия Цепкало, выпускника МГИМО. В наших широтах он известен по протестной кампании 2020-го года, где похоронил свою карьеру, а тогда его подкинула в команду Лукашенко ФСК — Федеральная служба контрразведки, она же будущая ФСБ.

Все это (но особенно — ставка на Кебича), мягко говоря, не способствовало взаимному доверию. Но работа политика в том и заключается, чтобы из любых обстоятельств извлечь выгоду для страны. Вот как момент первого контакта с Ельциным описывал Александр Лукашенко:

— Захожу в какой-то кабинет. Вот стоит Ельцин, так вполоборота. Между нами стол, и он на меня смотрит настороженно, изучающе. И он не знает, что сказать. Тишина повисла. Не знаю, почему вдруг ему говорю: «Борис Николаевич, если вы думаете, что я приехал в чужую Россию, вы ошибаетесь. Если вы думаете, что столица России — это ваша Москва, вы тоже заблуждаетесь. Это и моя Россия, и моя Москва, потому что вчера она была столицей и моего государства».

Подобрать правильные слова многие политики не могут и сейчас. А что тогда можно было сказать Ельцину, чтобы расположить его к себе — вообще загадка мироздания. Тем не менее, Лукашенко смог. Но все равно организовать Союзную интеграцию на таких стартовых позициях было подвигом. Если деды брали Берлин, то Александр Григорьевич в прямом смысле штурмовал Кремль и Госдуму — необходима была гибкая, но искренняя политика, чтобы заинтересовать Ельцина в интеграции, и при этом не спровоцировать клановую войну в России против себя (потому что в молодом Лукашенко сразу увидели конкурента), а также проскочить мимо внимания американских советников.

Разбор завалов

По состоянию на 1995 год Беларусь и Россия худо-бедно выстроили только Таможенный союз — на бумаге читается красиво, но на деле просто убрали стихийную полубандитскую границу, которая возникла на трассе М1 под Оршей, где серые личности проверяли и крышевали фуры. Это тоже была победа, но, в первую очередь, все-таки работа над ошибками Кебича.

А вот дата, которую мы отмечаем 2 апреля, относится к 1996-ому году, это Договор о создании сообщества Беларуси и России. Что такое это «сообщество» — сказать было сложно и тогда и сейчас, но всего через 2 месяца Ельцин выходил на первый тур выборов, и ему нужны были хоть какие-то внешние успехи, чтобы повысить рейтинг. Собственно, поэтому американцы (а именно они от и до вели всю кампанию Ельцина) закрыли глаза на «сообщество». Мол, Лукашенко мы скоро сбросим (и, действительно, к осени в Беларуси уже вовсю полыхал конфликт с Верховным Советом), а сейчас надо любой ценой избрать Ельцина, чтобы сохранить сырьевой контроль над СНГ.

Так Александр Григорьевич где-то везением, а где-то трезвым расчетом заложил первый камень интеграции. Но буквально сразу же встала дилемма: кого поддерживать на выборах в России? По этому поводу белорусские власти разыграли комбинацию: Александр Лукашенко выступал с патриотических позиций, что было ближе к Зюганову и собственному электорату, но при этом официальная белорусская госпресса (например, «Советская Белоруссия») достаточно неожиданно перед самой датой выборов поддержала Ельцина на своих страницах. И уже после победы Бориса Николаевича (которая, мягко говоря, была не совсем очевидной), в новом избирательном цикле отношения более-менее наладились.

Потом наступили другие времена, но верно говорят, что именно первый шаг — самый сложный. Что же касается американцев, то Советский Союз (и если брать шире — соцлагерь) оказался настолько жирным куском по населению, технологиям и ресурсам, что всему западному миру его хватило почти на 30 лет сытой жизни. Это сейчас Трамп лихорадочно ищет редкоземельные металлы, а до этого американцы годами не знали, куда деть деньги. В итоге средненький коттедж в США сегодня стоит 2-3 миллиона долларов — потому что перекачивание ресурсов в один центр создало нерешаемые проблемы даже для самих американцев.

Мы же все это время буквально по миллиметру отходили от пропасти — возвращая то, что не по нашей вине было потеряно. И если в навигации есть точка невозврата, то должна быть и точка возврата. Так вот это и есть 2 апреля 1996 года, когда Беларусь и Россия вместе встали на общий курс.