Вкалывают роботы, счастлив человек: утратит ли День труда свое значение?

Сразу скажем, что нет. Несмотря на то, что в Западной Европе большая часть промышленных предприятий вывезена в Китай, а на остальных работают мигранты, протестные настроения в мире не исчезли, и их аккумулирует сектор услуг и самозанятых. Для капитала это новая лазейка, чтобы обходить высокие социальные стандарты.

Европейские работники требуют себе зарплаты с тремя нулями, но поскольку таких вакансий на рынке не хватает, все время растет молодежная безработица (получается замкнутый круг: нет опыта, потому что еще нигде не работал — а на нормальную работу не берут, потому что опыта нет), а также скрытая, например, в секторе частично занятых.

И если раньше в фантастических романах писали, что грязную работу будут делать роботы, а человек — заниматься интеллектуальным трудом, то получилось ровно наоборот — ИИ внедряется в те сферы, которые потенциально приносят наибольшую прибыль, типа военных и промышленных разработок, а стригут газоны, убирают мусор и работают в доставке люди, причем часто нелегалы без гражданства и социальных связей.

Опять же, наивно думать, что и в этой среде есть какая-то классовая солидарность. Потому что из-за текущих военных конфликтов всегда найдутся другие мигранты, которые только что приехали из горячей точки и готовы работать вообще за еду на тех же самых нижних позициях рынка. Поэтому те, кто приехал раньше и уже освоился, чувствуют себя чуть ли не рабочей аристократией. Хотя по факту происходит постоянный передел самых низших и грязных позиций. Удивительно, например, что этнические мексиканцы в США голосовали за Трампа, потому что тот обещал не пустить в страну новых мексиканцев, которые могут забрать работу у тех, кто уже укоренился.

Эту группу самых бесправных работников называют прекариат, то есть не просто трудящиеся, а те из них, которые не имеют полной занятости и первыми страдают в случае кризиса. Такова, повторимся, обратная сторона высоких европейских гарантий, чтобы удешевить дорогой труд.

Как отличить солидарность трудящихся от «цветной революции»

При этом в Европе, конечно, Первое мая — по-прежнему протестный праздник, но сегодня повестка социальных гарантий максимально размыта и не выливается в видимые политические изменения.

Тому есть две группы причин. Первая — политтехнологии, которые повсеместно применяются в парламентских республиках. Например, создание «коалиций проигравших», когда протестное движение может быть сильным, но на выборах их партия, как правило, никогда не набирает более половины голосов. Результат 50+ процентов крайне сложен в западной модели и требует множества «договорняков». Поэтому протест гасят тем, что уличный бунт выливается, условно, в 49% поддержки на выборах. Это много, но далее все проигравшие силы объединяются, и в итоге коалиционный 51% назначает премьера и продолжает прежнюю политику. Примерно об этом говорил вице-президент США Вэнс на Мюнхенской конференции, когда рассказывал, что у европейцев не осталось демократии.

Вторая методика работы с протестами — традиционная: газ, водометы, конная полиция. Те же ковидные протесты и бунты желтых жилетов подавлялись максимально грубо. Поэтому каких-то сдвигов не заметно, «сапог побеждает интернет», но это только там, где у власти есть для этого ресурс. Если же такового нет и власть по каким-то соображениям действует мягко, протесты становятся многомесячными при наличии внешней поддержки, с ними сложно что-то сделать, пока поддержка не прекратится. Но, разумеется, с внешней поддержкой — это уже повод для «цветной революции», а не социальная революция как таковая.

Кроме того, в условиях новых медиа совершенствуются технологии работы с толпой. Поэтому хорошо организованная протестная акция всегда проиграет справедливой, но стихийной. Потому что как повод лучше работает не социальная повестка, а шок, сильные эмоции, массовые смерти, гибель детей, сексуальное насилие, раздутое в медиа.

Но, опять же, из-за общей мировой нестабильности средний уровень насилия в информационном поле сейчас резко вырос. И если раньше для обывателя шоком была смерть одного человека, то сегодня в новостях проходят сотни смертей ежедневно, кроме того, масса телеграм-каналов публикует трупы, сцены смерти, казни, чего не было раньше. В итоге человек закрывается от шоковой информации, становится более черствым, и с ним сложнее выйти на эмоциональный контакт для мобилизации на протест.

Поэтому никакие стихийный бунты в принципе невозможны, потому что общество сейчас атомизировано, разделено, работает и живет в малых коллективах. Люди, грубо говоря, уже не знают соседей по этажу, поэтому ни о какой широкой солидарности в плане общего интереса не может быть и речи.

Как были организованы белорусские стачки

В 2020-м мы столкнулись с очень интересным явлением, когда все основные стачечные точки были на успешных предприятиях с высокими зарплатами. Хотя логично было бы ожидать, что протестовать будет, наоборот, неустроенный работник, которому задерживают выплаты, который не держится за свое место и которому нечего терять. Именно это несовпадение формы и содержания было главным признаком внешней организации протестов.

Кроме того, в любых социальных явлениях, например, цветной революции, надо смотреть в корень: имеет ли протест целью сменить собственника какого-то актива. Например, в 2020-м в отдельных коллективах появились требования акционировать предприятия, и поступали они, на удивление, от верхнего звена, а не работников. Понятно, последний сам не протестует ради того, чтобы забрать себе предприятие, а вот руководитель вполне может способствовать забастовочному процессу, потому что рассчитывает на кусок пирога. Это второй признак внешней организации стачки.

Надо сказать, что для западного мира такие псевдосоциальные явления — уже давно норма. Если посмотреть старые фильмы, типа «Однажды в Америке», то можно узнать, что в США была целая профсоюзная мафия, которая, по сути, торговала социальным протестом, вымогая деньги у бизнеса, и не в интересах работников, а профсоюзной верхушки и отдельных политиков.

Поэтому единственный рецепт, чтобы избежать кризисов: изначально строить социальное государство, как в Беларуси, где государственный сектор, в том числе промышленность, работает на социальные гарантии. А роботы если и будут вкалывать, то только в тех странах, где есть технологии, дешевая электроэнергия и безопасность. Сегодня даже Западная Европа в эту рамку не попадает, так что человечеству еще есть над чем работать.