Мариуполь: зачем наш проводник хватался за пистолет и чем впечатлило Азовское море

В Мариуполь война пришла в 2022 году, когда Путин принял волевое решение покончить с нацизмом в Украине и объявил о проведении СВО.

С утра Сергея вызвали на работу, поэтому поездка наша откладывалась на неопределенное время. Иду в ванну, беру пасту и щетку, открываю кран и, то ли еще толком не проснувшись, то ли забывшись, с недоумением смотрю на него. Ага! Пятилитровки по всей квартире уже становятся для меня предметом интерьера. Что ж, привыкаю к Донецку.

Было около одиннадцати, когда я, нарезая огурцы на салат, услышала поворот ключа в замке. Как была, с ножом в руке, делаю шаг в сторону коридора, дабы поздороваться с вернувшимся Сергеем. Дверь широко распахивается, и я вижу его удивленный взгляд и опущенную руку, пытающуюся нащупать оружие.

— Господи, совсем вылетело из головы, что вы здесь, — выдохнув, оправдывается мужчина, глядя на меня. — Открываю дверь — запах. Запах незнакомого человека. Инстинктивно уже за пистолет хватаешься. Положи нож.

— Я готовлю поесть. И пахнет тут огурцами, — отшучиваюсь я. — Будешь по ним стрелять — останешься голодным.

Да… Не я одна несколько забылась в это утро.

Собираемся, ведь в Донецк нужно успеть вернуться до комендантского часа.

— Покажи свою аптечку, — неожиданно просит Сергей.

— В машине, — отзываюсь я.

— Нет, твою личную покажи.

— У меня нет личной аптечки, — заглядываю я в зал, где мужчина перебирает какие-то коробочки и упаковки, копаясь в огромном рабочем рюкзаке. Он вздыхает, качая головой, и жестом подзывает меня к себе. Присаживаюсь рядом.

— Здесь у каждого с собой должна быть личная мини-аптечка, —поясняет он. Жгуты — обязательно. Накладывать умеешь? Антисептическая повязка тоже обязательна — закрыть рану. Это минимум. Клади в сумочку.

Кладу. Рядом с косметичкой и духами.

От Донецка до Мариуполя немногим более 100 км, около часа езды на авто. Сажусь в машину, пристегиваюсь, включаю кондиционер. Недоуменный взгляд Сергея игнорирую, мол, прости, вы тут, как хотите, а я, гражданка своей страны, — законопослушная. Пусть у вас штрафы за ремень не дают, но меня моя родная ГАИ пристегиваться учила. Трогаюсь. Машина начинает ругаться на непристегнутого пассажира. Сергей, выразительно глядя на меня, отводит ремень у себя за спиной и вставляет в карабин. Пожимаю плечами и еду дальше.

— Слушай, ну почему ты такая упрямая? Ремень этот, скорость. Тут ехать быстрее можно, — не выдерживает он на трассе.

— ПДД читал?

— Хорошо, объясняю. Пристегнутый ремень в случае обстрела или атаки беспилотников не спасет тебе жизнь, а погубит. За те пару секунд, что ты будешь отстегиваться, ты можешь погибнуть. Тут не пристегивается никто. А что касается скорости, видя над собой беспилотники, ехать нужно, как получается, и с той скоростью, которая поможет выжить. Алгоритм действий, если летит, такой: экстренно покидаешь авто, падаешь лицом вниз, максимально прижимаешься к земле, закрываешь голову руками. Осколки отлетают примерно на 30 см от земли, если вжаться хорошенько — есть шанс. Если прямое попадание — ну… Но прямое крайне редко бывает. Главное, ни в коем случае не беги. Побежишь — почти без шансов.

Признаюсь, я об этом даже не подумала. Я ведь не упрямая, я просто из другого мира.

Дорога Донецк – Мариуполь просто отличная. Новый асфальт, везде разметка. Правда, обочины и поля так себе — рвы какие-то, бетонные конструкции непонятные. Совсем рядом с дорогой часто натыканы странные колышки с повязанными на них лентами.

— Что это за обозначения? — спрашиваю у Сергея. — Помечали что-то рабочие?

— Да, помечали. Но не рабочие, а саперы. Мины. Не все разминировано еще. Бетонные штуки — это противотанковые ежи. Рвы — окопы. Тут по мере того как отступали «укропы» и смещалась линия фронта, было несколько линий их обороны. Смотри, вот дот, кстати, направлен в нашу сторону. Спрячь фотоаппарат: военные, — указывая на военный автомобиль, предупреждает меня Сергей. — «Укропы» вообще большие любители заливаться бетоном. Дотов много у них разбросано. Тут «жара» была конечно. За каждый метр «жара» была. Деревья, видишь, как снарядами посечены?

Смотрю на него. Улыбается.

— Ты был тут? — спрашиваю.

— Нет, мое направление другое. Там еще хуже было.

И опять улыбается.

Мариуполь

Слева, прямо на въезде в город, огромное разрушенное предприятие.

— «Азовсталь»?

— Нет. «Азовсталь» у моря. Слушай, ты в порядке? Тебе нужно собраться. Мариуполь еще не восстановлен. Работы идут, конечно, даже новые дома построены уже, но следы разрушений везде. Многое восстановить невозможно, поэтому что-то разобрали, что-то ждет своей очереди. Тут был ад.

Да, нужно собраться. И, да, я не в порядке. Ведь вокруг ни одного целого дома. На некоторых надписи: «Живут люди». Части многоэтажек. Именно части — треть примерно, иногда меньше. Огромные черные пятна на фасадах когда-то жилых зданий — следы прилетов и пожаров. Боже, как же тяжело на это смотреть. В голове носятся картинки смерти, ужаса, невозможности спрятаться. А дети, дети… Вот идет женщина с двумя. Лет 10 и 5 ребятам примерно. Где они были в те дни, недели, месяцы? Нет, нельзя останавливаться и спрашивать — разревусь.

Смотрю на дорогу, вот вроде целая девятиэтажка, стоит немного боком.  Подъезжаем ближе — куска здания просто нет. Части нескольких подъездов просто не существует. В уцелевших окнах нет стекол, кое-где — рам, балконов. В одном из проемов на ветру развевается тюль. Грязный, порванный, потрепанный тюль. Нет, не могу больше. Хорошо, что я в солнечных очках. Останавливаюсь и отхожу подальше от машины, перед Сергеем неудобно: слезы градом катятся из глаз, и я ничего, совершенно ничего не могу с собой поделать. Несмотря на тишину и покой здесь сейчас, несмотря на людей, мирно бредущих по своим делам, несмотря на ту женщину с детьми, которая уже поравнялась со мной и удивленно на меня смотрит. Я, приподняв очки, вытираю щеки.

— Вы откуда? — просто спрашивает она.

— Из Беларуси.

Она слегка улыбается, кивает и идет дальше.

«Азовсталь»

По мере приближенияк ней окружающая действительность все страшнее и страшнее. Из разрушенных зданий торчит арматура, на асфальте воронки. Все, что более-менее сохранилось, посечено осколками. И снова кругом рабочие — разбирают завалы и здания, которые невозможно восстановить, заделывают ямы на дороге. Кое-где даже штукатурят стены.

— На «Азовсталь» не пускают, — просвещает нас мужчина в строительной робе. Сергей что-то тихо говорит ему, но рабочий в ответ отрицательно качает головой. — Нет, все равно не пустят. Нужен спецпропуск. Мы ж каждый день видим: заворачивают всех на первом же блокпосте. Со стороны моря посмотрите, там видно немного.

Нас действительно не пустили. Место, где находится «Азовсталь», — стратегическая высота, как позже пояснил мне Сергей.

— Она и сейчас стратегическая, и нет гарантии, что не прилетит что-то. «Укропы» американским оружием воюют, напоминаю тебе, — говорит он, — и, в принципе, долететь сюда кое-что может.

—Тогда посмотрим море?

— Посмотрим море, если ты опять не будешь плакать, — улыбается Сергей, — все, что рядом с «Азовсталью», вдоль побережья, выглядит страшно. Хотя большинство многоэтажек, стоявших вдоль моря, уже разобраны до котлованов, набережная и частный сектор рядом — картина не для слабонервных.

Не соврал. Тут разрушения колоссальны. Идем друг за другом, по хоженным на вид дорожкам, ибо по-другому нельзя.

—  Могут быть мины-лепестки, — чуть обернувшись, говорит мой проводник, — убить, может, и не убьет, но покалечит точно.  Иди за мной, ногами ничего не пинай. Взрывное устройство может быть замаскировано под что угодно: кусок бетона или кирпича, например. Был случай, когда СВУ (самодельное взрывное устройство. — Прим. ред.) было спрятано в мягкую игрушку, подорвался человек.

— Но война закончена, город свободен. Откуда СВУ?

— А ДРГ (диверсионно-разведывательные группы. — Прим. ред.) почему не учитываешь? А то, что есть среди жителей люди, которые «укропскую» сторону и сейчас занимают? Да, немного, наверное, но есть. Мы ведь не знаем, на какие подлости они способны.

Море

 У берега встречаем военнослужащих. Сергей останавливается поговорить, я ухожу к воде. Один из мужчин, раздевшись, идет в воду. Что ж, тут довольно тепло, градусов 16, светит солнышко. Пройдя метров сто мужчина начинает смеяться — вода едва доходит ему до колена. Идет дальше, в какой-то момент заходит почти по пояс. Мы подбадриваем его с берега, он проходит еще метров сто и… воды снова по колено! Рыбак с небольшой сеткой в руках улыбается и немного сердито замечает: «Тут до горизонта дойти надо, чтобы по шею было. А ведь когда-то яхты у причала стояли, осетр ловился, икру черную ели. Ничего сейчас уже нет. Лужа, а не море».

Военнослужащий, потеряв всякое терпение, разворачивается и просто плюхается в воду в том месте, где было по пояс. Ополоснувшись, возвращается обратно. «Ну, будем считать, что в Азовском море искупался, галочку поставил», — улыбается он всем нам, стоящим на берегу. Дружно смеемся, будто и не было войны. Будто эти люди — не увешанные оружием военнослужащие на бронированном автомобиле, а обычные отдыхающие. Смеемся, забыв о том, что вот она, совсем рядом, «Азовсталь». Вернее, то, что от нее осталось. Место, где пролилось огромное количество русской крови. Где эти парни в форме наверняка потеряли друзей, товарищей, сослуживцев. Но, как говорит Сергей, «не будешь улыбаться — сойдешь с ума».

— Когда все закончится, ребята? — тихонько спрашиваю я у молодых парней, стоящих рядом.

— Не думайте сейчас об этом, — улыбаясь, отзывается один из них, задумчиво глядя на свой автомат.

— Все уже закончилось, — шепотом мне на ухо говорит второй.

И все же Азовское море чудесное, ведь таких сильных и контрастных эмоций я еще ни на одном побережье не испытывала.

(Продолжение следует)