«Клиническая смерть стала началом». Художник и музыкант Олег Орлов рассказал о мистике и творчестве
Жизнь Олега Орлова наполнена мистическими событиями. После клинической смерти он начал писать картины, создавать музыку… Сегодня он успешный художник, музыкант, коллекционер и реставратор. Олегом восстановлено более 1500 икон, а его дом украшает огромная коллекция предметов искусства. Как клиническая смерть повлияла на его мировоззрение, что ему сказала знаменитая в СССР целительница Джуна и почему жизнь в Европе ему совсем не по душе — об этом и не только Олег рассказал в интервью «МП».
Прежний «я» умер
— Олег, я знаю, что вы родом из Махачкалы. Когда переехали в Беларусь?
— Еще в четыре года. Детство провел в военной части у дедушки недалеко от Осиповичей. Я любил бывать на природе и наблюдать за всем живым — деревьями, бабочками. К первому классу школы уже прочитал всего Майна Рида, Жюль Верна, Оливера Стоуна и это тоже сформировало определенную картину мира.
А в 1988 году моя жизнь изменилась. Я разбился на спортивном велосипеде, произошла клиническая смерть. Приятель, который со мной ехал, буквально завел мне сердце. И буквально через неделю ко мне стали приходить образы, которые я изображал на холстах. В 90-х в Минске у меня прошла первая персональная выставка, где я познакомился с величайшей Джуной Давиташвили. Она мне многое объяснила. Я понял, что кроме нашей социальной жизни есть еще жизнь нашего тонкого тела, нашей души.
Позже ко мне стали приходить песни, которые я мгновенно записывал. И на данном этапе я полностью сложившийся художник и музыкант.
— То есть клиническая смерть стала для вас таким поворотным моментом?
— Прежний «я» умер, его больше нет. Родился другой человек. Знаете, во время комы сердце бьется, а при клинической смерти оно останавливается. И, например, на языке медиков это меняет нейронные связи. Прежнего человека больше нет. Моя супруга Татьяна может подтвердить, что она моментами меня не узнавала. Да и я сам себя не узнавал.
Делаю только то, что нравится
— Вы и художник, и музыкант, и реставратор. И в каждом из этих направлений добились успеха. Как так получилось?
— Я делаю в своей жизни только то, что мне нравится. И это всегда помогает не напрягаться, сколько бы ты ни работал, а также получать за это определенное материальное вознаграждение. Потому что путь сердца — это самое главное. Да и в творчестве не может быть что-то из-под палки.
— Первое, на что обращаешь внимание в вашем доме, — это огромное количество механических часов. Сколько их в вашей коллекции?
— Больше 100. Практически все они идут и показывают время. Кусок пластмассы, который иногда светится и рассказывает, сколько человек пробежал, — это не моя история.
Мы живем в деревне и когда у нас выключается электричество, мои часы продолжают идти. Это очень хорошая метафора, когда ты попадаешь в ситуацию полной тишины. Не тишины вокруг, а когда внутренний диалог останавливается и человек слышит только истинное. Поэтому часы, которые тикают, бьют, порождают во мне состояние прикосновения к бесконечности. Электронные часы так не могут.
— Что еще вы коллекционируете?
— Вещи, которые дают хорошие эмоции. Это старинная живопись, иконы, хорошие образцы мебели. Каждый этот предмет прожил порядка 200-300 лет. У меня много предметов мебели готического стиля, которым по 300-400 лет. И эти предметы имеют силу и живую душу.
— В одном из своих интервью вы сказали, что основали собственное направление в искусстве — мистоэссенциализм. Что это такое?
— Мистоэссенциализм — это эссенция мистических знаний, накопленных человечеством за время своего существования. Это направление я придумал еще в 90-м году.
Иногда я также пишу с натуры, но не в технике современного искусства, а в технике старых мастеров. Это такой гиперреализм, но без американизма 50-60-х годов. Что касается мистоэссенциализма, то я пишу только тогда, когда «вижу» готовую картину. Если говорить о технике, то это такая мозаичная техника, живопись маслом в мозаичном стиле. Это пришло ко мне из детства. Я тогда увидел греющуюся на солнце большую стрекозу. Я подошел к ней, думая, что она улетит. Но она продолжала сидеть и чуть-чуть шевелила крыльями. Она позволила взять себя на руку, и я увидел эти полусферы — глаза, которые состояли из тысяч маленьких ячеек. Тогда еще такого понятия как пиксели, как и цифрового миропонимания, не было. И в тот момент я подумал: а как она видит мир такими глазами? А спустя много лет я вспомнил этот образ, вспомнил эти глаза и написал картину.
Первую мою работу люди назвали «Монахиня». Я помню, как я ее писал. 1 апреля у меня родился сын. Жена спала с ребенком, в комнате никого не было, а я проснулся от ужаса, от паники, у меня было ощущение, что рядом еще кто-то есть. Я открыл глаза и увидел этот образ… И уже потом, когда профессиональные художники оценили мои работы, они удивлялись, что у меня нет художественного образования.
Музыка — это праздник
— Олег, давайте поговорим о музыке. Сначала ваши аранжировки были более танцевальными, потом вы пришли к року, а сейчас снова вернулись к тому, с чего начинали. Почему?
— Когда я начал писать свои песни, а это начало 90-х годов, я немного освоил аккорды на гитаре. Я был на огромном количестве концертов (западных звезд и наших музыкантов), но ничего так не взорвало мозг, как концерт группы «Кино». Я посетил концерт Виктора Цоя в 1989 году на стадионе Динамо. И сначала я играл так называемый питерский рок на своих выставках, небольших концертах. А потом мне предложили сделать аранжировки в радийном стиле и получился альбом «Ангел». На одноименную песню был снят клип, который еще год крутили по телевидению. Потом была полноценная рок-музыка, появилась группа «Зеленый чай». Состав был почти как в группе «Ленинград» — была и флейтистка, и скрипачка. Когда группы не стало, возникла пауза, а в 2017 году мы вместе с сыном Егором организовали группу «Гофман». В звуке — много синтезаторов, барабаны. И не далее, как год назад мне захотелось, чтобы это был не «тяжеляк». Ведь если посмотреть мои тексты, то там лирика, мелодии. Ну не рок-музыка это! И получилось так, что я в усовершенствованном варианте вернулся к самому себе образца 1996 года. В ютубе под моим клипом «Шофер» уже написали: «Раньше у вас был рок, а теперь — попса». А я такой: наконец-то! Наконец мы пришли к празднику! Для меня рок-музыка — это будни, а то, что я сейчас делаю (поп-музыка) — это выходные и праздники. И мне так кайфово. Мой стиль называется дарк-вейв. Это наличие смысла в тексте, наличие музыки, наличие готики, но это не замороченный «тяжеляк». И эта музыка, несмотря на свою серьезность, танцевальная.
— У вас очень много интересов. А в чем еще вы черпаете вдохновение?
— В жизни. Я не понаслышке знаю, что такое неврозы и депрессии. Поэтому скажу, что самый главный подарок — это проснуться утром. Потому что когда-то все это закончится навсегда. И осознание этого дает силы радоваться всему, что происходит.
Знаю, что творится в Европе
— Вам удалось успешно реализоваться в Беларуси. И в своих интервью вы называете себя патриотом. Что вы вкладываете в это понятие?
— Моя телефонная книжка после августа 2020 года «похудела» с 500 телефонов до 120. А что такое похудеть? Это всегда стройность, это всегда легкость. Зачем тянуть на себе лишние килограммы?
И самый главный вопрос, на который не может ответить ни один персонаж, который хочет что-то поломать у нас в стране, звучит так: «А что было не так до августа 2020 года?». После этого вопроса у таких людей начинается какое-то невнятное блеяние.
Ну что тебе не нравилось, когда страна давала тебе возможность получать гонорары на тех же рок-фестивалях, собирать огромные толпы? А где сейчас эти люди — дворы метут?
Я Европу знаю из-за кулис. Монако, Ницца — это места, в которых мы с женой побывали много раз. Это связано с антикварно-художественной деятельностью до 2018 года. После мы не выезжали за границу и не планируем. И куча людей, которые сначала бегали с этими бело-красно-белыми тряпками, что-то ломали, портили, сейчас хотят отмотать время назад… Но так не бывает. И больше всего я не люблю, когда кусают руку, с которой кормятся.
Люди должны помнить, что здесь и сейчас (и дай Бог это будет всегда) мы живем в раю. Здесь тихо, спокойно, хорошо. Наш большой дом — Республика Беларусь — это великий прекрасный дворец, здесь есть мощный мудрый хозяин и, слава Богу, есть достаточное количество людей, которые это ценят и у которых «кукуха» не улетела.
Рекомендуем
