Спор об исторических символах как бесконечная «Свадьба в Малиновке»

Почти все наши соседи по соцлагерю и СНГ используют геральдику феодальных государств. Львы, всадники, орлы и короны, которые свалились на бывших советских граждан, сегодня выглядят как подкова на радиаторе «Мерседеса» — это когда мы все давно ездим на машинах, но делаем вид, какие мы древние наездники.

По случаю Дня государственного флага и герба Андрей Лазуткин попробовал разобраться, что скрыто за политической символикой — нашей и не нашей.

Бедные родственники

Феодальные государства, у которых в 1991 начали массово заимствовать гербы, были крайне специфическими. Рядом правили точно такие же феодалы, с которыми можно было породниться или, наоборот, враждовать десятки лет. Поэтому войны велись малыми силами и больше напоминали свары родственников, где все бегали друг к другу — сегодня мы за этих, а завтра за этих.

Не было современных понятий, таких как «государственная граница», «нация» или «измена родине», а была колода заклятых родственников, из которой завтра на трон могли посадить человека из совсем другой правящей группировки. Который мог не знать местного языка, обычаев и, самое страшное, быть другой веры, но при этом все равно считался законным правителем. Поэтому важно было не место рождения и язык, а то, кому и кем ты приходишься братом и сватом.

В те времена у каждой фамилии был родовой герб, который означал конкретную семью, и если та становилась правящей династией — герб как бы переходил на все государство. Но при этом все равно воевали друг с другом не государства, как сейчас, а коалиции родственников. Более того, в армии приказы отдавались не по вертикали от главнокомандующего к солдату, а от более знатного родственника к менее знатному. Все это приводило к страшному бардаку и неуправляемости на местах, затяжным периодам феодальной раздробленности, и только 200-300 лет назад появились вертикальные системы власти, более-менее похожие на современные.

До этого в феодальных государствах политика, конечно, была, но касалась она в лучшем случае 5-10% населения. Все остальные не то что никакой политической символики не видели, но хорошо, если пару раз в жизни бывали в каменных городах. Для крестьянина съездить из одной деревни в другую уже было целым приключением, а тут какие-то сложные феодальные игры. Поэтому феодальная символика там, где она осталась на современных гербах, мягко говоря, не является народной, это такая декорация, чтобы показать «древность» государства, хотя в Восточной Европе и СНГ все системы власти формировались после 1991 года и на советской основе. Но чтобы придать этой новой власти банкиров, ОПГ, бывшей номенклатуры и американских посольств легитимность, ее заворачивают в историческую обертку. «Мы древние, мы великие».

Мнимые и реальные корни

Гораздо более массовой и народной была символика религиозная — она на низовом уровне отличала своих от чужих. Но иной верой при этом объясняли что угодно: и причины военных конфликтов, и невозможность мира, и вообще любые проблемы между государствами. Те же крестовые походы, например, отправляли не только против мусульман, но и против европейских коллег — христиан, если Ватикан принимал политическое решение считать конкурентов по опасному бизнесу еретиками. Но опять же, в военные предприятия вовлекались в основном профессиональные военные. Больших армий в принципе не собирали, потому что они не могли себя прокормить и управлять собой.

Отсюда получалась интересная картина, когда государство могла формально контролировать верхушка, никак не связанная с местными ни корнями, ни языком, ни религией, ни уж тем более общими символами, которых у крестьян просто не было. Великим княжеством Литовским, например, изначально руководила литовская языческая династия; впоследствии великих князей выбирал Сейм из списка европейских родственников — католиков, протестантов, униатов, хотя костяк населения ВКЛ составляло православное славянское население современных белорусских территорий. Затем Речь Посполитая вообще была ликвидирована, государственная традиция прервалась, и все местные политические группировки ориентировались либо на Польшу, либо на Россию.

Так вместо топонима «Литва» появляется Белая Русь и Северо-Западный край, населенный «тутейшими», то есть людьми, которые определяли себя как «местные» без связи с какой-либо политической силой и, соответственно, символикой. Свядомые историки по этому поводу льют слезы, что белорусы неполноценны, «народ плохой» и что его надо палкой приучить к правильной символике и к белорусскому литературному языку, который в единых нормах сложился хорошо если к 1920-м годам.

Но, мягко говоря, все это искусственные конструкции, которые без государственной поддержки нежизнеспособны. Причина белорусской настороженности к любой новой власти и к любым переменам — в чудовищном количестве войн, которые прокатились по нашей территории, и в интуитивной стратегии крестьянина выжить, пересидеть беду, не отсвечивать. Это значит, что никакую власть особо не стоит поддерживать (а вдруг она поменяется), но и не выступать сильно против (а вдруг она останется). Такая модель позволяет выжить нации, но при этом полностью убивает национализм.

Кто древнее

Обычно при этом говорят, что официальный флаг — это такой советский новодел, а «Погоня» имеет вековую историю. Хотя, например, тот же самый орнамент на госфлаге археологи относят к Трипольской археологической культуре. Встречалась она в Восточной Европе уже 4-5 лет назад, что раза в три древнее «Погони». Причем если «Погоня» была символом феодального государства и его верхушки (это процентов 5 от всего населения), то орнамент использовался в массовом народном быте, горшках, вышивке, одежде, рушниках. Это как раз часть массовой материальной культуры, которая прошла через тысячелетия и в итоге была закреплена на флаге БССР, рабоче-крестьянского, а не феодального государства.

Однако госсимволика — это не про то, у кого красивее картинка, ярче цвета и древнее история, а про власть. Госсимволика всегда указывает не на абстрактное «плодородие», «достаток», «солнце» (хотя так обычно пишут в учебниках), а на конкретную правящую группировку – именно поэтому вокруг символов столько споров.

Понятно, что «Погоня» и бело-красно-белый флаг сегодня обозначают не феодалов, а 20-30 оппозиционных организаций в Польше, Украине, Литве, Чехии, Канаде, США. Это и незаконные вооруженные формирования, и «фонды солидарности», и организации диаспоры, и самоназначенное «правительство в изгнании». Для них всех, как в известном фильме, работает главный принцип: никто точно не знает, есть или нет у пана атамана золотой запас. Соответственно, «погоня» и БЧБ-флаг — это такая шапка, которая на них временно надета, пока золотой запас есть.

Пока что деньги носителям шапки дают, но под разовые акции и только на мероприятия в интересах Украины. Поэтому с таким же успехам белорусские националисты могли бы обозначаться не бело-красно-белым флагом, а желто-блакитным или звездно-полосатыми. Это отражало бы их реальную связь с американцами и Зеленским, а не с Витовтом и Ягайло. 

Юмор еще в том, что бело-красно-белый флаг и «Погоню» народ в свое время не выбирал в качестве символов — за него это сделал Верховный Совет, который тоже никто не выбирал. До 1991 года в ВС сидели назначенные партией люди, которые после ГКЧП остались без управления и в период безвластия стали хозяевами страны. Поэтому ни новый флаг, ни новый герб не прижились, и всю эту бутафорию ликвидировали на референдуме. С таким же успехом гербом страны после 2020 могли бы сделать розовое сердечко, надпись «3%», а гимном – цоевские «Перемены». Но все это не более, чем символика проигравших политических группировок разных лет. А историю, как известно, пишут победители — и символу у них связаны с Победой, а не с поражением и оккупацией.