Как религия становится инструментом разрушения и войны

Бытует мнение, что религия мало что определяет в современном мире — якобы это отживший свое инструмент, который не может управлять массами так, как это было столетия назад. В реальности картина совсем иная, и на наших глазах сплетаются новейшие психологические техники и конкретные практические задачи.

УПЦ против нетрадиционных конфессий

После победы государственного переворота протестанты стали опорной группой киевской власти на восточных территориях Украины. Ни одна из протестантских конфессий не поддержала народные республики, и, по сообщениям украинских СМИ, около 20 тысяч протестантов выехало с бывших территорий. Многих потом задействовали в волонтерском движении для финансирования армии, а также в АТО в качестве капелланов — с 2017 года во всех боевых подразделениях Украины (то есть тех, которые непосредственно проводили антитеррористическую операцию) была введена такая должность. Причем кадры набирались не только из протестантов, но и из раскольнической церкви Киевского патриархата, так как основную массу солдат составляли православные.

Для управления религиозными процессами в армии при Министерстве обороны Украины был создан специальный Пастырский Совет. По факту капелланы выполняли функции психологов, но разница в том, что каждый такой «психолог» работал исключительно со своей религиозной группой.

Все это время в украинском аппарате шла борьба за власть. И если Порошенко стал светским руководителем украинских раскольников, то глава СНБО Турчинов был неформальным лидером протестантов. Для этого после Евромайдана был создан так называемый Всеукраинский Собор — общественная структура, которая объединила протестантские церкви разных направлений, а Турчинов стал ее координатором.

Таким образом влиятельная религиозная группа получила «своего» официального представителя во власти. Это был результатом Оранжевой революции 2006, когда протестантские структуры поддержали Виктора Ющенко и даже принимали участие в охране Майдана, а затем 2013 года, когда протестантские группы единодушно выступили против действия Януковича, а потом признали переходное правительство в лице Турчинова. Аналогичную антироссийскую позицию с 2006 года занимали греко-католические (униатские), католические и представители «правильных» православных Киевского патриархата. То есть уже на момент Оранжевой революции (18 лет назад) был зафиксирован достаточно выраженный раскол в религиозной жизни Украины.

Преследовал он единственную цель — постепенное сокращение социальной базы православной церкви Московского патриархата. К примеру, на момент 2013, то есть еще до переворота, на Украине было зарегистрировано 9464 протестантских организаций на фоне 18 тысяч православных. Это говорит о несоразмерно высокой активности протестантов (так как православные составляли около 70% населения), и об их лучшей материальной базе и финансах.

Интересно, что Всеукраинский совет церквей использовали для «диалога с властью» после расстрела Майдана. Аналогичная схема работала в свое время в Польской народной республике, когда католики поводили круглый стол между «Солидарностью» и Ярузельским, и нечто похожее предлагали в 2020 году в Беларуси — то есть переговоры между властью и оппозицией при посредничестве основных конфессий.

Как можно догадаться, методы сращения церкви и политики активно применяются в США. Это так называемый «стиль пасторов-республиканцев» — традиционных механизм для работы с консервативными кругами в США. Большинство американских президентов были протестантами по вероисповеданию, включая Трампа (Пресвитерианская церковь США). Самыми известными баптистами были Кеннеди, Картер и Трумен. Эйзенхаэур был Свидетелем Иеговы, а католиков, к слову, было всего два — Кеннеди, которого убили, и Джо Байден, который является, скорее, номинальной фигурой.

Поэтому очевидно, что основные ресурсы протестантских центров сегодня находятся в США, и по мере того, как в СНГ проникали такие организации, они стали приобретать влияние среди традиционных религиозных групп. На Украине это проявилось особенно ярко, потому что базовые элементы протестантской политической программы — это отказ от советского наследия (декоммунизация) и ориентация на западные государства, где находятся их головные церкви.

Это яркий мировоззренческий выбор, и, очевидно, что нынешний раскол украинского православия имеет под собой очень глубокие корни. И спровоцирован он отнюдь не Зеленским и СБУ. То, что мы наблюдаем сегодня (глумление над верующими на Пасху и попытки выселить из Лавры) — это, скорее, создание негативного фона для переговоров с РФ, чем какое-то реальное изменение ситуации. Мягко говоря, она и раньше была далека от совершенства.

Передовой опыт ИГИЛ

Украинская политика в отношении к православию — это зеркальное отражение процессов, которые США проводили на Ближнем Востоке в отношении исламских государств. Общее в них то, что традиционные равновесные отношения между разными этническими и социальными группами, которые складывались столетиями, рушатся бульдозером, и в качестве опорной группы выбирается какая-то одна религия. Ее представителей делают руководителями, сажают в местный парламент и правительство, после чего во всем регионе начинается резня и гражданская война.

Самый яркий пример такой политики — Ирак. Там американцы разогнали госаппарат, армию и спецслужбы, чем лишили страну кадров, а себе нажили врагов среди племенных общин. В регионе Ирака их как минимум три: арабы-сунниты, арабы-шииты и курды. Раньше иракская система балансировала между тремя религиозными группами, а американцы ее сломали и сделали ставку на шиитов. Это привело к усобице, а бывший чиновничий аппарат Ирака, который состоял из суннитов, начал переходить на службу в Аль-Каиду и поддержал гражданскую войну против моноэтнического и монорелигиозного иракского правительства. Результаты такой мудрой политики можно наблюдать даже на белорусско-польской границе — из Ирака к нам бегут курды, пока сунниты воюют против шиитов.

Следующей ступенькой религиозной войны стала Сирия. Сирийские протесты начинались как протест против местных спецслужб — на арабском их называют собирательным словом «мухабарат». Формально отдельные ведомства подчинены министерству обороны или МВД, но на практике все они находятся под контролем президента и обладают большими полномочиями. Это ситуация, традиционная не только для востока — по такой же схеме выстроен силовой аппарат, например, Мьянмы, и он не имеет ничего общего с западной системой спецслужб. Армия там — это традиционный институт, который наравне с исламом обеспечивает баланс сил между разными группами. И чтобы его сломать, против Сирии бросили кадры Аль-Каиды, которые перевели войну в Сирии в религиозную плоскость: сирийских суннитов начали поднимать против правящей группы алавитов.

При этом граница между Сирией и Ираком — это территория, которую контролируют шейхи, то есть местные племенные вожди, ее практически невозможно закрыть на замок. С двух сторон границы живут родственники, что напоминает ситуацию с Афганистаном и Таджикистаном. Поэтому через дырявую границу потекло американское оружие из Ирака, а Аль-Каиде американцы дали «зеленый свет» на сирийском направлении, и никак не препятствовали их деятельности против Асада.

На тот момент Аль-Каида представляла собой набор группировок, которые держались на авторитете полевых командиров. Идеологически они мало чем отличались друг от друга, и первоначально ИГИЛ был рядовой группировкой в ее составе. По своей жестокости они не были «лучше» или «хуже», а были неотличимы. Например, известны кадры, где один из командиров «ан-Нусры» (основной конкурент ИГИЛа) вырывает и ест сердце убитого солдата. Но пока эти прекрасные люди воевали против Асада, у американцев не было к ним вопросов. И только когда война из Сирии перенеслась в Ирак, ИГИЛ объявили чем-то нехорошим. С этого момента появляется какая-никакая западная коалиция, в которую американцы загоняли союзников буквально палками.

Так в результате американской политики религиозные фанатики из маргинальной племенной группы превратились в основную ударную силу гражданской войны в Сирии. Все это крайне напоминает Украину, где своеобразным аналогом ИГИЛа выступает «Азов» и ряд неонацистских группировок, которые стремятся сломать существующую в регионе традиционную религиозную и ценностную картину. В итоге получается дикий коктейль из неонацизма, неоязычества, сатанизма, ваххабизма в ичкерийских батальонах и протестантских капелланов в ВСУ. Что не отражает общих украинских настроений, но при этом является ядром и двигателем постоянного многолетнего конфликта с Россией.

Правда, на практике все это выглядит не как религиозная война, а как борьба разных ОПГ. Несмотря на то, что эти процессы и в Ираке, и в Сирии, и в Ливии, и на Украине американцы называли «демократизацией», демократия с опорой на фанатиков получается очень простая: у кого самая большая банда, тот и будет «держать» территорию и резать конкурентов. Поэтому религиозный конфликт — ключ к многолетней постоянной войне и разложению государства. И американцы не зря так много внимания уделяют религии, чего мы, зачастую, не делаем.