Советский летчик-ас с диагнозом на запрет на полеты сбил 61 самолет противника в годы ВОВ

Дважды удостоенный звания Героя Советского Союза Григорий Речкалов был вторым по результативности летчиком-истребителем Великой Отечественной войны после Ивана Кожедуба. На его боевом счету значилось 61 личная победа и еще 4, добытых в группе. Григория Речкалова отличала беспредельная личная храбрость, в бой его звала ненависть к врагам, а его своеобразным «фирменным знаком» стали инициалы РГА — Григорий Речкалов, нанесенные на хвостовую часть фюзеляжа.

Начало летной карьеры и первый день Великой Отечественной

Родился Гриша Речкалов 9 февраля 1920 года в деревне Худяковой (ныне входит в поселок Зайково. — Прим.) Ирбитского района Свердловской области, в крестьянской семье. По окончании шести классов поступил в фабрично-заводское училище Верх-Исетского металлургического завода, работал, получил трудовую закалку. А мечта покорить небо привела Григория в Свердловский аэроклуб, где Речкалов прошел начальную летную подготовку, куда входили теоретический курс и курс практического обучения полетам на планерах. Затем по комсомольской путевке Григорий Речкалов поступает в Пермскую военную авиационную школу летчиков, это было 11 января 1938 года, а в 1939-м, после окончания школы, в сержантском звании Григорий Речкалов начал летную карьеру в 55-м истребительном авиационном полку.

22 июня 1941 года. 55-й истребительный авиационный полк Речкалова к тому времени базировался в молдавском городе Бельцы. Известие о начале Великой Отечественной войны застало Григория Речкалова на пути в полк из Одессы, куда его отправляли на врачебную летную комиссию, и возвращался он крайне расстроенным по причине заключения медицинской комиссии, списавшей его с летной службы с диагнозом «дальтонизм».

«Комиссию ему не удалось ни убедить, что у него нет проблем в воздухе, ни упросить…», так рассказывает Татьяна Федорченко, методист Культурного центра имени дважды Героя Советского Союза Г.А. Речкалова. «И он, печальный, расстроенный, возвращается в полк с медицинским заключением, в котором написано, что негоден к службе в ВВС. А это было 22 июня 1941 года. И уже начинаются боевые действия в небе над его аэродромом, и поэтому, когда он приходит к начальнику штаба с докладом, тому уже нет дела до его заключения. Ему нужны боевые летчики. И на вопрос начальника штаба: «Сможешь ли ты отличить свой самолет от вражеского?» Речкалов уверенно говорит: «Смогу!» И получает свою первую боевую машину —«Чайку», с бортовым номером 132. 

А вот как описывал тот первый день войны сам Григорий Андреевич Речкалов: 

«В это первое военное утро до аэродрома я добрался в одиннадцатом часу. Лица товарищей, которые встречались по пути к штабу, поразили меня непривычной угрюмостью. Навстречу от КП шли двое. Впереди в синем комбинезоне, со шлемом за поясом частил, словно пританцовывал, Крюков. По его круглому багровому лицу струились крупные капли пота. За ним шел с раскрытым планшетом в руках Коля Яковлев.

— Черт знает что, с ума они там посходили, что ли? — сердито ворчал Пал Палыч. Так тепло звали в полку старшего лейтенанта Крюкова, и имя это удивительно соответствовало всему облику плотненького небольшого человека.

— Личный приказ генерала, товарищ старший лейтенант, — с горькой иронией в голосе заметил Яковлев, — ничего не попишешь.

— Да ты понимаешь, — перебил его Крюков, — я еще и летать-то на этом «МиГе» не могу как следует, а тут лети к черту на рога! Это же… — и махнув со злостью рукой, засеменил дальше.

— Коля! — окликнул я Яковлева.

— А, здорово! Откуда? — удивился он.

— Из Одессы, дружище.

Я смотрел на нашего Яковлева и не узнавал его. Лицо Николая, всегда такое беззаботное, даже легкомысленное, было теперь необычно серьезным, каким-то внутренне отрешенным. Небритый, глаза припухли. Грязный воротничок, оборванная пуговица на гимнастерке…

Николай в свою очередь окинул меня цепким взглядом и с тем же выражением, с каким разговаривал с Крюковым, произнес:

— Из Одессы? Ну и как?

— Что как? — пораженный его видом, переспросил я. — Куда это вы собрались?

— Значит, из Одессы? — повторил он, думая о чем-то своем. — А чего это ты выфрантился?

— Слушай, — рассердился я, — это не дело отвечать вопросом на вопрос. Скажи лучше толком: что с тобой происходит?

— Со мной? Ничего. — Он посмотрел на меня отсутствующим взглядом, кисло улыбнулся. — Вот, с Пал Палычем летим на разведку.

Яковлев попытался напустить на себя прежнюю беспечность, но даже залихватски вздернутая на затылок пилотка не могла скрыть его озабоченности и тревоги. Протянув на прощание руку, Николай неуверенной походкой побрел вслед за Крюковым, потом неожиданно обернулся и выкрикнул:

— А ты-то летать собираешься?

Вопрос его больно кольнул меня. Почему он спросил об этом? Впрочем, пока я шел до КП полка, такие вопросы мне уже задавали. Всем я коротко бросал: «Списан». Но ответы не совсем устраивали спрашивающих, больше того, вызывали даже иронию. Техники и то относились к моим словам недоверчиво и подозрительно. Я не мог понять, в чем, собственно, дело. Почему такое недоверие? Может быть, мой вид в то утро не гармонировал с обстановкой? Один только Хархалуп, узнав про мою беду, дружески подтолкнул меня по направлению к штабу, успокоил:

— Эх, была бы моя власть… А ты смелей, смелей! Ей-богу, командир все поймет и разрешит воевать.

Я взглянул на Яковлева. Он стоял в своей любимой позе: уставив руки в бока, выставив левую ногу вперед и чуть в сторону, постукивая носком сапога о землю.
Какая-то злая уверенность овладела вдруг мной, и в тон его вопросу я неожиданно выпалил:

— Нет, не собираюсь!..

— Вон что! — он слегка присвистнул. — Все ясно!

— …Собираются, Коля, только в дорогу, да еще жениться. А я буду летать и воевать!

Круто повернувшись, я зашагал на КП.

— Увидим, если доведется встретиться, — послышалось вслед.

Откуда у меня взялась такая уверенность? Я знал: мое положение почти безнадежно. Врачебная комиссия запретила летать категорически. Кто мог сейчас взять на себя смелость отменить это решение?

Говорят, чтобы набраться мужества и на что-то решиться, следует меньше думать о своем положении. Я пришел на КП. Майор Матвеев, выслушав торопливое «Прибыл… Негоден… Прошу…», взял злополучное медицинское заключение и тут же порвал его.

— Видишь тринадцатую «чайку»? — он указал на закиданный ветками истребитель. — Быстренько готовь к вылету, отвезешь в Бельцы пакет.

Через полчаса я сидел в кабине самолета, вслушиваясь в привычный рокот мотора, вдыхая до боли знакомые запахи выхлопных газов и аэродромного разнотравья. Рядом прошумели два «МиГа» — это Пал Палыч с Яковлевым отправились в разведку. Техник Ваня Путькалюк вытащил из-под колес колодки. Довольный, улыбающийся, он козырнул мне и вытянул руку в сторону взлета: «Путь свободен!»

Я в воздухе! Пусть задание мое не боевое, я лечу, и это — главное! Истребитель послушно набирал высоту. Внизу, под крылом, мелькали созревающие хлеба, тонкой ниткой тянулась дорога, через зеркальный ручеек угадывался крохотный мостик. Легкий поворот влево. Вон и нескошенная низинка, две недометанные копнушки, а рядом — они, мои попутчицы. Приветственно покачивая крыльями, «чайка» низко проносится над самыми головами. Вижу, как в ответ мне долго машут косынками.

«Наверное, ни о чем еще не знают. Оно и лучше. Война сюда вряд ли докатится». Позади остался мутный Днестр с заросшими берегами. Промелькнул на возвышенности утопающий в зелени бессарабский городок Оргеев; от него убегал на северо-запад заболоченный Реут — мелководная речушка, служившая надежным ориентиром до самого аэродрома. Поля и поля простирались вокруг. Золотистые, ярко-зеленые, они казались почти синими, только по другую сторону Днестра они уже не лежали огромными квадратами, а, словно пестрое лоскутное одеяло, были рассечены межами на маленькие участки. Войны как будто и не было; она пылала на границе, где-то за синью горизонта, за чернеющим вдали лесом, куда быстрые крылья унесли Колю Яковлева и Пал Палыча.

Впереди черной тенью кружил коршун. Второй выискивал кого-то в хлебном приволье. Но что это? Черные тени начали менять свои очертания, превращаться в силуэты вражеских истребителей! А вот и их жертва — одинокая «чайка». Беспомощная, исклеванная, она уже не огрызается огнем своих пулеметов, а тянет в сторону деревушки, слабо увиливая от наседающего врага. Один из немецких летчиков спокойно, как в мишень, нацеливается на свою жертву. Теперь я хорошо вижу его; мой «ястребок» быстро приближается к нему. «Вот ты какой, немец! — широко раскрытыми глазами рассматриваю живой вражеский самолет. — Тощий-то какой и длинный! Ну и всыплю же я тебе сейчас!» С бреющего полета «чайка» взлетает ввысь, навстречу фашисту. В прицеле видны силуэты обрубленных крыльев, хрупкий фюзеляж, желтый нос. Пора! Глухо зарокотали пулеметы; шустрая стайка светлячков оторвалась от «чайки» и понеслась к врагу. Тонкохвостый «мессершмитт» на мгновение приостановился, как бы задумался, потом энергично взмыл вверх, в сторону. «Ага, не по нутру! — провожая врага взглядом, усмехнулся я. — Но где же второй?» Я быстро глянул туда, где он должен был появиться, потом назад — самолета не было. Первый «мессершмитт» тем временем попытался обойти меня сзади. Я круто развернулся и в этот момент обнаружил внизу второго; не обращая внимания на мое присутствие, фашист нахально пристраивался к изнемогающей «чайке» — он собирался добить ее. Полупереворотом я направил нос истребителя на наглеца. Он уже рядом с моей полуживой союзницей. Я делаю попытку отпугнуть его длинными очередями. Что такое? Враг не боится или не видит моих трасс? Еще секунда-две — и будет поздно. Мой самолет от большой скорости уже трясется в мелком ознобе, мотор ревет на предельной мощности, ручку управления сильно лихорадит. Где-то справа появляется белесоватая дымка короткой очереди, предназначенной, должно быть, для меня. «Ага, желтоносик, отпугиваешь? Не выйдет!» Жму на гашетки еще раз, еще… «мессершмитт» не выдерживает, уходит вверх. Боевым разворотом вывожу свою «чайку» из пике в сторону врага. Странно! Противник не принимает атаки, ускользает от меня. Дымя мотором, к нему подтягивается второй. Где же привычная «карусель» боя, которую мы так усердно и красиво выписывали в тренировочных зонах? А может, фашисты испугались? Нет; вытянувшись в цепочку, «мессершмитты» подбираются ко мне. Что ж, примем бой. Первый только «клюнул» сверху и сразу же ушел от лобовой атаки. Второй попытался атаковать сзади, но атаку в лоб тоже почему-то не принял. О! Первый открыл огонь! Как это он успел оказаться у меня в хвосте? Теперь роли меняются. Я уже не стреляю, а верчусь ужом, следя, как бы они не прищемили мне хвост. Я будто меж двух бандитов, норовящих воткнуть нож в спину. Огненные трассы учащаются. Мы сходимся так близко, что я отчетливо вижу напряженные лица врагов. Один из них, тщедушный хлюпик с маленькой головкой, едва выступающей из кабины, целится в меня особенно старательно.
Страха нет. Только слегка кружится голова. В душе — злость и азарт.

Мне приходилось до этого читать, как некоторые летчики описывают свою первую боевую «карусель»; я немало удивлялся одному обстоятельству: летчики уверяли, что в этой схватке ничего нельзя толком увидеть, действуешь почти вслепую. Возможно, у них так и было. Это тоже был мой первый бой, но здесь все оказалось по-другому. Я почему-то прекрасно видел и этого хлюпика, что «закручивал» на меня сзади, и того «желтоносика», что дымил слева. Неужели я его наконец разозлил? Первый фашист, не сворачивая, несся прямо на меня. Я нажал на гашетки. Что за чертовщина?! К фашисту протянулась одна-единственная ниточка зеленых светлячков! Только позднее я сообразил, что остальные пулеметы молчали. Вражеский самолет стремительно сближался со мной. Дыхание перехватило. Не свернуть! С маленького самолетика он вырос до жутких размеров. Еще мгновение — и… Я лихорадочно сунулся за козырек, к приборам. Еще не веря, что лобовая атака завершилась, я некоторое время летел в напряженном ожидании столкновения, просто так. Потом рука потянулась к механизму перезарядки. Но тут что-то ударило по самолету, управление вырвало из рук, и «чайка» закрутила «бочку». А справа на предельной скорости пронесся хлюпик, о котором я успел на время забыть. Наглец, он еще махал мне рукой: до следующей встречи, мол. Видно, у него кончалось горючее. Он спокойно уходил у меня на глазах вслед за своим напарником. «Не уйдешь, подлец!» Я быстро развернулся — но теперь молчали все пулеметы. Обидно!.. Я с досадой проводил взглядом медленно тающий дымный след, оставленный «мессершмиттами».

И как вспоминал один из боевых товарищей Григория Речкалова:

«Страшным, горьким, знойным было лето 1941 года. Жара стояла повсюду, в самолете невозможно было усидеть. Техники еле успевали осматривать пышущие жаром моторы, подавать боеприпасы к раскаленным пулеметам. Сегодня истребители 55-го полка пять раз вылетали на штурмовку и один раз — на перехват вражеских самолетов. Под вечер их, усталых и пропотевших, поднимают снова. Через двадцать минут они атакуют вражескую колонну — грузовики, повозки, танки; снарядами разносят вдребезги все, что попадается на пути…».

Первые победы и тяжелое ранение. И снова в бой

Первые боевые вылеты на штурмовку войск противника Григорий Речкалов сделал именно на том И-153 с номером «13»: в течение первой недели Великой Отечественной войны он выполнил около 30 успешных боевых вылетов на штурмовку и провел 10 воздушных боев. На этой же машине он одержал свою первую победу — 27 июня 1941 года, когда залпом реактивных снарядов сбил одного из атаковавших его немецких истребителей Ме-109.

И хотя Речкалов говорил, что 13-й номер его «Чайки» «… несчастливый лишь для врага», на этом же самолете он потерпел аварию из-за отказа мотора, когда оборвался шатун, и едва не погиб. После аварии он стал летать уже на И-16, успев сбить на нем два вражеских самолета: сначала — польский истребитель PZL P-24 (на них, кстати, воевали румынские летчики, и надо знать, что против нас воевали не одни немцы…, — Прим.), а затем — немецкий бомбардировщик Ju-88, прежде чем его самого подбили. 

Тогда, 26 июля 1941 года, в районе Дубоссар при штурмовке вражеской колонны Григорий Речкалов был ранен в голову и ногу огнем с земли, усилием воли он привел машину на свой аэродром, но угодил в госпиталь, где перенес 3 операции, так как ранение в ногу оказалось достаточно тяжелым. Один из снарядов попал в кабину и разорвался у летчика в ногах, лишив его двух пальцев.

«Заметил, что мои очки забрызгивает чем-то темным, — писал впоследствии в мемуарах Григорий Речкалов. — Глянул в кабину и не поверил. Половинка перебитой правой педали валялась на полу в маслянисто-бурой луже. Нос сапога, наполовину развороченный, представлял собой месиво из кусков кожи и крови».

«Мессершмитты» же продолжали преследовать его, Речкалов был на грани потери сознания, но все же смог их перехитрить, полетев по глубокому оврагу, практически по дну, тем самым укрываясь от вражеских пулеметных трасс. Ему повезло дважды: «Ишачок» на такой маневр был способен, немецкие же самолеты — нет, а когда от потери крови Речкалов перестал ясно понимать, что происходит и что он делает, то, благодаря высочайшему мастерству пилотирования самолетом, словно на автопилоте, нажимал нужные кнопки. И его «Ишачок» успешно приземлился на аэродроме.

К вершинам славы

Итак, несмотря на тяжесть ранения, Григорий Речкалов довел машину до аэродрома и, только посадив ее, потерял сознание. Он лечился в нескольких госпиталях и перенес три операции. А после выздоровления, к тому же относительного, в феврале 1942 года получил назначение на должность командира звена в 4-й запасной авиаполк, находившийся в Тамбовской области, а уже весной фактически сбежал в родной полк, получивший к этому времени почетное наименование 16-го гвардейского. 

Здесь, на Южном фронте, Речкалов на самолете Як-1 выполняет около сотни боевых вылетов, и участвуя в 20 воздушных боях доводит число своих побед до 6, сбив 4 самолета лично и еще 2 — в составе группы.

В декабре 1942 года полк отозвали с фронта для перевооружения на американские истребители P-39 «Аэрокобра», а к весне 1943 года, получив новые машины на Северном Кавказе, переместили на Кубань. И в первом же боевом вылете на новых самолетах Григорий Речкалов и Александр Покрышкин сбили по одному Ме-109 в воздушном бою над станицей Крымская. 15 апреля Речкалов сбил Ju-88 в бою с большой группой бомбардировщиков, на следующий день — Ме-109 около станицы Холмская, и затем — еще 2 Ме-109.

8 дней спустя 6 «Аэрокобр» кaпитана Александра Покрышкина завязали бой с группой Ju-87, сопровождаемой истребителями Ме-109. Тогда последний атаковал бомбардировщиков, а Речкалов занялся истребителями врага, в итоге оба сбили по 2 самолета противника и сорвали бомбардировку позиций наших войск.

«Григорий Андреевич пишет об этом в своей книге, — снова предоставим слово Татьяне Федорченко. — Пишет о том, что пришлось освоить технику немецких летчиков, быстро ею овладеть, а полк уже летает на конкурентных самолетах-«аэрокобрах», которые превосходили «мессеров» в маневренности и в силе боевого удара. Асы 16-го полка сумели показать себя совершенно великолепным образом. На счету гвардии капитана Покрышкина за первые три недели боев — 10 сбитых самолетов, на счету старшего лейтенанта Вадима Фадеева — 12. Старший лейтенант Речкалов — девять сбитых самолетов. А впереди был еще целый месяц боев».

Сам Григорий Речкалов позднее так писал о тех боях на Кубани:

«Не было ни одного вылета, чтобы не вели бой. Вначале противник действовал нахально. Выскочит группа, навалится, смотришь, то один, то другой наш самолет, загоревшись, несется к земле. Но мы быстро разгадали тактику немецких летчиков и стали применять новые приемы: ходить парами, а не звеньями, лучше использовать для связи и наведения радио, эшелонировать группы самолетов так называемой «этажеркой». Именно в эти дни в нашем полку родился «соколиный удар», разработанный Александром Ивановичем Покрышкиным».

На Кубани Григорий Речкалов воевал на «Аэрокобре» с бортовым номером «40», обычно летал ведущим пары в группе Покрышкина и одержал 19 побед, трижды уничтожив по 2 самолета в одном бою и один раз — 3. К слову: свой последний дубль Речкалов сделал уже под Яссами, сбив в короткой и решительной атаке 2 пикировщика Ju-87.

Надо отметить, что фронтовая судьба Григория Речкалова тесно переплелась с судьбой Александра Покрышкина. Он летал с последним в паре, группе, сменял его на должности командира эскадрильи, затем — командира полка. Сам Александр Покрышкин лучшими качествами Речкалова считал прямоту и откровенность, ценил за скорость, быстроту в бою, умение быстро оценивать ситуацию. Например, в одной из характеристик на Речкалова Покрышкин напишет:

«За одну секунду Речкалов может понять, что происходит на поле боя, и продумать план дальнейшего боя». 

В июле 1943 года Григорий Речкалов, уже Герой Советского Союза, побывал в родных местах, встретился с земляками, и снова — на фронт. Во время Мелитопольской операции осенью 1943 года Речкалов во главе восьмерки истребителей прикрывал действия советских механизированных частей. Выполняя это задание, он встретил в небе группу из примерно полусотни немецких бомбардировщиков Ю-87, которые действовали под прикрытием шести истребителей Ме-109. Григорий принял решение атаковать врага. В завязавшемся бою были уничтожены пять бомбардировщиков и один истребитель врага. Причем три Ю-87 Речкалов сбил лично. За этот подвиг он был удостоен ордена Александра Невского.

А к июню 1944 года Григорий Андреевич совершил уже 415 боевых вылетов, участвовал в 112 воздушных боях, сбил лично 48 самолетов противника. За новые боевые подвиги гвардии капитану Речкалову Григорию Андреевичу Указом Президиума Верховного Совета СССР было вторично присвоено звание Героя Советского Союза, а ему тогда было всего 24 года!

Всего же за время войны Речкалов совершил 450 боевых вылетов, 122 воздушных боя. Данные о сбитых самолетах разнятся. По одним источникам, 56 и 6 — в группе. По данным М. Быкова, Речкалов сбил 61 самолет противника. Он — абсолютный лидер по победам на истребителе P-39 «Airacobra»: 50 самолетов врага сбил на «аэрокобре», Покрышкин и Глинка соответственно: 48 из 59 и 41 из 50. И лидер он не только среди советских летчиков-истребителей, мало того, никто из американских или английских летчиков, даже летавших на более совершенных машинах типа «Мустанг» или «Спитфайер», не сбил больше Речкалова. Таким образом, ему принадлежит абсолютный рекорд по числу сбитых самолетов противника среди пилотов антигитлеровской коалиции, воевавших на американских истребителях. Наверное, ни у одного другого советского аса на личном счету нет и такого разнообразия типов сбитых самолетов врага, как у Григория Речкалова. Здесь и бомбардировщики Hе-111 и Ju-88 , и самолеты штурмовой авиации Ju-87 и Hs-129, и разведчики Hs-126 и FW-189, и истребители Ме-110, Ме-109, FW-190, и транспортники Ju-52, и даже относительно редкие — итальянская «Савойя» и польский PZL-24.

Но не ставший трижды Героем Советского Союза

 Действительно, в массовом сознании советских людей отложились прежде всего имена двух прославленных советских летчиков Великой Отечественной войны, и это трижды Герои Советского Союза Иван Кожедуб и Александр Покрышкин, хотя Григорий Речкалов по количеству сбитых вражеских самолетов опередил последнего. А звания трижды Героя Советского Союза все же был удостоен Александр Покрышкин… Почему?

Пытаясь ответить на этот вопрос, Александр Родионов в статье «Мутное небо 1941 года» писал:

«Для тех, кто интересовался историей 55-го истребительного авиационного полка, впоследствии 16-го гвардейского ИАП, а также боевой работой 9-й ГИАД, которой со 02.07.1944 года командовал А.И. Покрышкин, очевидны натянутые отношения между комдивом и вторым по результативности асом Советских ВВС, дважды Героем Советского Союза, Григорием Андреевичем Речкаловым. Авиасообщество некоторое время назад даже вело споры на страницах сетевых форумов, пытаясь понять природу взаимоотношений двух летчиков, полагая, что причины кроются в их соперничестве в воздухе. При этом рассматривались разные аспекты их боевого взаимодействия.

Так или иначе, стало казаться, что натянутые отношения асов, которые вылились затем в серьезный конфликт, были вызваны их личными боевыми счетами. В последнее время это подтверждается словами родных Г.А. Речкалова, в частности, его жены Анфисы Яковлевны Речкаловой и их дочери Любови.

По словам последней, в действительности конфликт Речкалова и Покрышкина заключался в том, что уже после войны первый, работая с документами ЦАМО, обнаружил три своих сбитых в 1941-м году самолета на счету… Покрышкина. Узнав об этом, Речкалов позвонил тому и объявил о своей находке и, по всей вероятности, о том, что думает о своем боевом товарище и начальнике. Реакция Покрышкина была такова, что после этого разговора про Речкалова забыли, а самому ему было отказано в допуске в ЦАМО…»

Так ли было на самом деле? Возможно, но далеко не факт.

Фактом же является то, что группа исследователей-энтузиастов истории авиации во главе с Михаилом Быковым провела несколько лет в Центральном архиве Министерства обороны Российской Федерации. Итогом их работы стало появление справочника «Асы Великой Отечественной. Самые результативные летчики 1941-1945 гг.».

Согласно подтвержденным данным, Григорий Речкалов лично сбил 61 самолет противника и 4 — в группе (а не 56+6, как считалось ранее). Больше его сбил только Иван Кожедуб — 63.

Ссылаясь на эти данные, Александр Еремин, кандидат исторических наук, рассуждает так:

«Негодный по состоянию здоровья к службе в ВВС (страдал слабой степенью дальтонизма), только благодаря началу войны Речкалов не был списан в запас. Уже через месяц он был серьезно ранен в правую ногу. Вернулся обратно в полк только в апреле 1942 года, сбежав из госпиталя. Ранение давало о себе знать — иногда после возвращения из полета правый сапог был полон крови. И тем не менее Речкалов, наперекор всему, стал лучшим летчиком самого прославленного авиаполка Второй мировой войны.

Наводившая ужас на немецких пилотов «Аэрокобра» Речкалова не имела бортового номера. Его заменили инициалы летчика — РГА — на хвостовой части фюзеляжа. Они же были и его позывным.
Тем горче стало послевоенное забвение. Не случайно, что нет в Ирбите не то, что памятника, даже улицы Речкалова. Те знаки внимания, которые оказываются памяти Григория Андреевича, никак не соотносятся с его величием.

Однако, возможно, пришла пора воздать должное величайшему пилоту Второй мировой войны. Необходимо наградить Речкалова посмертно третьей Звездой Героя, хотя уже и не Советского Союза, а России (подобные прецеденты имеются). В Свердловской области есть памятник Григорию Бахчиванджи, тем более здесь должен быть монумент Григорию Речкалову. Заслуживает он и мемориального музея, и других знаков уважения к его памяти».

Согласимся, что предложения справедливы, и многие из них уже реализованы:

В станице Крыловская Краснодарского края установлен бронзовый бюст Герою, внесшему значимый вклад в освобождение Кубани от немецко-фашистских войск. Григорию Речкалову также присвоено звание Почетного гражданина станицы.

На родине Героя, в Зайково, установлен бронзовый бюст и открыт музей на ул. Коммунистической. 15 августа 2015 года последний преобразован в музейно-патриотический комплекс, на открытии которого истребители-перехватчики МиГ-31 совершили «полет памяти» в честь Григория Речкалова.

Имя Героя носит школа № 1 в Зайково, где учился Григорий Речкалов. На здании учреждения установлена мемориальная доска.

Бюст Речкалова Г.А. установлен на бульваре Победы в городе Ирбите Свердловской области.

В Екатеринбурге, где учился и работал Речкалов, его именем названы улица и средняя школа № 31 в Академическом районе, а перед школой установлен бюст летчика.

Что же касается «очернительства» прошлого, то А. Родионов, высказался так: «Касаясь проблемы взаимоотношения двух советских результативнейших летчиков-истребителей во время и после Великой Отечественной войны, мы ни в коей мере не старались бросить тень или подвергнуть сомнению реальные боевые заслуги прославленного воздушного бойца и талантливого авиационного командира А.И. Покрышкина. Просто «ура-патриотам» и прочим «радетелям за светлое прошлое» давно пора понять, что события и особенно люди отечественной истории, в том числе и авиационной, не обязательно однозначно делятся на «черное» и «белое», и от этого они не теряют своего величия, а лишь становятся более интересными и привлекательными для внимательного изучения, исследования и анализа потомками».

И этот посыл правильный и актуальный, ибо могут быть догадки, предположения, а есть и факты. Так трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкинн в своей книге «Над «Голубой линией» прямо восхищается подчиненным Речкаловым, описывая один из воздушных боев в небе Кубани:

«Девятки бомбардировщиков летели одна за другой, словно на параде. Вероятно, гитлеровцы даже не следили за воздухом, уверенные в том, что на дальних подступах к цели их никто не побеспокоит.

«Подождите же!» Я дал команду атаковать и перевел машину в пике. Я сближался с «юнкерсами» под таким углом, который позволял при пролете над ними обстрелять сразу несколько самолетов. По моим расчетам, выпущенная мной длинная очередь из пушки должна напоминать своего рода огненный меч, на острие которого будут напарываться вражеские самолеты. Эта неоднократно проверенная в боях атака показалась мне сейчас наиболее подходящей.

Нажимаю на гашетку и вижу, как «юнкерc», лишенный возможности быстро изменить направление полета, буквально налезает на пулеметную очередь. Перевалившись через крыло, он срывается вниз. Вот и второй уже чертит дымом свой последний путь. Этого сбил из пушки. Всего несколько снарядов попало в его фюзеляж, но и такой порции оказалось достаточно.

В прицеле промелькнул следующий. Его счастье. За ним идут еще и еще. Ярость, жажда уничтожить их всех переполняет меня, овладевает всеми моими чувствами. Я непрерывно атакую и стреляю. Уже горит третий… Оглянувшись назад, убеждаюсь, что он падает, и продолжаю полет над цепочкой врагов, выстроившихся, чтобы через несколько минут методично, аккуратно, ровными порциями сыпать смертоносные бомбы на кубанскую землю.

Но вот строй «юнкерсов» ломается. Видя, как вспыхивают и падают машины ведущей девятки, гитлеровцы высыпают бомбы, не доходя до цели, на… свои войска! Потом бомбардировщики разворачиваются и ныряют вниз, чтобы, маскируясь местностью, побыстрее уйти. Струсили! А ведь их почти полсотни против четверки!

Развернувшись, я увидел, как Речкалов расстреливает «юнкерсы», проскочившие подо мной. На земле их — уже пять.

Перспектива для тех, что еще не подошли, малоинтересная, и они поворачивают вспять. Бросаемся им вдогонку и в то же время посматриваем за воздухом. Могут прилететь «мессершмитты». Они появляются с востока.

Их в несколько раз больше, чем нас. Разделившись на две группы, они устремляются ко мне слева и справа. Но Речкалов со своим ведомым уже успел выскочить на высоту. Стремительной атакой он срывает замысел противника. При таком умении взаимодействовать, каким обладает Речкалов, нам нечего бояться численного превосходства гитлеровцев. Мы смело идем в лобовые атаки, делаем крутые горки, оттягиваясь на свою территорию. Там, над передним краем, наверняка есть наши ЛАГи, они нам помогут…»

Гордость края: по материалам ирбитского краеведческого портала

Отгремела война. Двадцать лет летной службы осталось позади. После войны Г. Речкалов командовал различными авиационными подразделениями. В 1951 году Григорий Андреевич окончил Военно-воздушную академию, занимал ряд ответственных командных должностей. С апреля 1959 года генерал-майор авиации Г.А. Речкалов — в запасе. Жил в Москве, учился на вечернем отделении факультета журналистики Московского государственного университета. При жизни написал книги о военных буднях — «В гостях у молодости», «Дымное небо войны», «В небе Молдавии» и сотрудничал с редакциями газет и журналов. Позднее книга «Дымное небо войны» переиздавалась под названием «Пылающее небо войны» в 2008, 2009 и 2013 годах. В этих книгах Григорий Андреевич Речкалов делится с читателями воспоминаниями не только за период с предвоенных месяцев 1941-го до осени 1942 года. Он рассказывает и о своем деревенском детстве, нелегком крестьянском труде, о том, как впервые увидел в небе самолет и твердо решил, во что бы то ни стало научиться летать. А как он был счастлив зачислению в школу военных летчиков!

Книги Григория Андреевича читали многие. Но немногие знают, что впервые его фронтовые мемуары в виде статьи «В нашем небе — сталинские соколы» вышли в свет еще в 1949 году на страницах газеты «Уральский рабочий».

Большая часть статьи Григория Андреевича посвящена подвигам однополчан и детальному описанию воздушных боев. И.В. Сталин, переживая неудачи начального периода Великой Отечественной войны и неимоверно высокую цену Великой Победы, считал, что военные мемуары надо писать не раньше, чем через 30 лет. Даже маршалы и генералы опасались пойти против воли Верховного главнокомандующего. Но смелый летчик-уралец, подполковник Г.А. Речкалов, дипломатично похвалив товарища Сталина за его «теорию массированного применения воздушных сил», отеческую заботу о военной авиации, опубликовал-таки свои военные воспоминания в 1949 году, опередив на 20 лет четырежды Героя Советского Союза маршала Г.К. Жукова! Он особо подчеркнул численное превосходство германской авиации в первый год войны, что было результатом внезапного нападения фашистской Германии на СССР, истинные причины которого чрезвычайно интересовали Григория Андреевича, принявшего первый бой в первый день войны и встретившего День Победы в Берлине.

На ирбитской земле в поселке Зайково многое напоминает о нем. Это одноэтажный отреставрированный деревянный дом семьи Речкаловых, в котором он родился; здание бывшей Зайковской школы, в стенах которой Григорий Андреевич начал свое образование; бронзовый бюст, сооруженный в 1949 году скульптором А.С. Кондратьевым. 17 апреля 1949 года состоялось торжественное открытие бронзового бюста дважды Героя Советского Союза, и Григорий Речкалов приезжал на торжественное мероприятие. На митинге собрались жители Зайково и окрестных сел. Многочисленные транспоранты, флаги. Григорий Андреевич Речкалов стоял на трибуне, молодой, красивый, 29-летний подполковник авиации. Он сказал тогда: «Этот день, товарищи и друзья, я запомню навсегда как самый счастливый в моей жизни. Я обещаю и впредь честно служить Родине, быть верным сыном народа, дорожить славой своего Отечества».

Григорий Андреевич занимался военно-патриотическим воспитанием молодежи, встречался с земляками. На вечерах-встречах Григорий Андреевич подробно рассказывал о героизме летчиков своего гвардейского полка в годы Великой Отечественной войны. О своих боевых подвигах из-за скромности рассказывал мало, в этом его не раз упрекали слушатели. А в прочем, что о себе говорить? Ведь две золотые звезды на груди наглядно свидетельствуют, как воевал наш земляк.

В 1972 году знаменитому летчику-истребителю, Герою Великой Отечественной войны, Г.А. Речкалову присвоили звание «Почетный гражданин Ирбитского района». С 1977 года в честь выдающегося земляка ежегодно проходит традиционный легкоатлетический пробег по маршруту Зайково — Ирбит. Многие годы Григорий Андреевич присутствовал на пробеге.

В Ирбите Героям Советского Союза посвящена Аллея Славы, где 9 мая 2012 года состоялось открытие бюста Г.А. Речкалова. Торжественное открытие обновленного бюста дважды Героя Советского Союза Г.А. Речкалова состоялось 8 декабря 2019 года на Бульваре Победы.

Отдавая дань памяти тем, кто защищал Родину на фронтах Великой Отечественной войны, и тем, кто ковал Победу в тылу, Союз радиолюбителей России при поддержке редакции журнала «Радио» проводит ежегодно в мае «Мемориал «Победа». В 2013 году коллективная радиостанция Центра молодежи не осталась в стороне от этого важного события и по инициативе начальника станции оформила через Главный радиочастотный центр в Москве мемориальный позывной в честь летчика-истребителя Речкалова Григория Андреевича — RP68RG (Россия Победа 68 Речкалов Григорий). Ирбитская команда начала работу в составе начальника станции Виктора Чепурного и Анатолия Байнова, студента УрГАПС. Оба — любители телеграфной азбуки, потому начали радиовахту этим видом. Темп в начале работы достиг четырех связей в минуту, что называется «вечный зов». Чтобы «обработать» такой поток станций требуется определенная сноровка. В «шэке» — это место, где находится аппаратура радиостанции — фотографии летчика-аса, украшенные георгиевскими ленточками, макет карточки, которая будет рассылаться радиолюбителям в знак подтверждения о проведенных связях. И вновь 9 мая в эфире снова будет звучать: «Всем, здесь Речкалов Григорий!».

Наследие Героя бережно хранит музейно-патриотический комплекс «Культурный центр имени дважды героя Советского Союза Г.А. Речкалова», открытый 15 августа 2015 года в поселке Зайково Ирбитского района, который посещают жители не только Ирбитского района, а также туристы из других стран.

В рамках подготовки к празднованию 100-летия со дня рождения летчика-аса, состоялась торжественная презентация нового экспоната — истребителя П-39 «Аэрокобра». Имя прославленного летчика присвоено Зайковской средней общеобразовательной школе №1.

Всю жизнь посвятил Григорий Андреевич Речкалов беззаветному служению Отечеству, пройдя Великую Отечественную войну с первого и до последнего дня. Наперекор всему он пробился к дымному небу войны. Человек, которого признали негодным к летной работе в мирное время, стал одним из лучших советских асов. Трудовая закалка с раннего детства, умение терпеть нужду и лишения, а также особое, непостижимое отношение к родной земле, сформировали уральский характер, о котором писал в своей книге «Дымное небо войны» Григорий Андреевич Речкалов: «По природе своей суров уральский человек. Но суровость эта только внешняя. Стоит с ним соприкоснуться поближе и сразу чувствуешь, каким богатством наделена его душа. Радостью не разбрасывается, в суровые будни не гнется, в нужде и беде черствым, ледяным не останется».

Несколько слов от автора

Григорий Речкалов был сложным человеком, но не вызывает сомнений, что его имя как летчика-Героя Великой Отечественной войны стоит вровень с именами Кожедуба и Покрышкина. И несмотря на все перипетии фронтовой судьбы и послевоенной жизни, когда его, 39-летнего генерал-майора авиации, уволили в запас, кажущуюся суровость уральского характера, Григорий Андреевич был человеком душевно добрым и отзывчивым. Великий патриот Отечества, он очень любил семью, тянулся к малой родине. И прах дважды Героя Советского Союза Григория Андреевича Речкалова, по его завещанию, покоится на обычном сельском кладбище в поселке Бобровском на Свердловщине, рядом с родителями.