Вели огонь по врагам до последнего. О подвиге бойцов экипажа Николая Гастелло
«Когда капитан Гастелло обрушил пылающий бомбардировщик на головы гитлеровцев, рядом с ним были верные, мужественные друзья… Они не воспользовались спасательными парашютами, они вели огонь по захватчикам до последней — не минуты, а именно секунды, своей жизни», — так писал о героическом экипаже генерал-майор авиации Герой Советского Союза М. В. Водопьянов.
О самом капитане Николае Францевиче Гастелло сложены песни, его подвиг запечатлен в прозе, картинах и в граните, увековечен в названиях улиц многих городов бывшей великой страны — Советского Союза.
Он был уже через месяц после подвига посмертно удостоен звания Героя Советского Союза. А вот о его боевых товарищах, оставшихся в самолете с командиром, и тем самым тоже совершившим подвиг, сказано до обидного совсем мало. Да и награждение их посмертно орденом Отечественной войны 1-й степени состоялось лишь в январе 1958 года… Кстати, экипаж, совершивший «огневой таран», был интернациональным и молодым по возрасту: командиру — белорусу Николаю Гастелло, капитану было 34 года, штурману — украинцу Анатолию Бурденюку, лейтенанту — 19, летчику-наблюдателю, а во время того боевого вылета люковому стрелку —русскому Григорию Скоробогатому, лейтенанту — 24, стрелку-радисту — ненцу Алексею Калинину, старшему сержанту — 22.
Стремясь восстановить справедливость по отношению к членам экипажа, популярный литературно- публицистический журнал ≪Уральский следопыт≫ опубликовал ряд очерков на эту тему, назову прежде всего работу С. Захарова «Вместе с Гастелло». В нем повествуется о Григории Скоробогатом, но также есть и ряд эпизодов об Анатолии Бурденюке и Алексее Калинине. Более того, есть и интересная, малоизвестная информация о командире экипажа Николае Гастелло.
Выдержки из очерка С. Захарова
*** Командир 207-го авиационного полка не отпускал Григория Скоробогатого лететь штурманом в экипаже старшего лейтенанта Коновалова.
— Вы должны на земле готовить успех каждого боевого вылета, — сердито говорил командир лейтенанту.
В это время раздался телефонный звонок. Черноволосый капитан, дежуривший на КП, схватил трубку и начал быстро записывать телефонограмму, по нескольку раз переспрашивая слова.
Судя по всему, сообщение было тревожным. Полковник посмотрел на дежурного, потом перевел взгляд на Скоробогатого и неожиданно переменил решение:
— Впрочем… летите. Только запомните: от ваших непосредственных обязанностей адъютанта я вас не освобождаю…
….Вчера, в воскресенье, ни свет ни заря полк подняли по боевой тревоге. Командиры экипажей, отрядов и эскадрилий срочно были вызваны на командный пункт. Они еще не вернулись, а все уже знали, что началась война. И вскоре на первую бомбежку улетели лучшие эскадрильи.
В 207-м полку Григорий Скоробогатый служил совсем недавно. Сюда его перевели неожиданно и назначили адъютантом одной из авиационных эскадрилий.
…Григорий после разговора с командиром полка шел по летному полю к самолету старшего лейтенанта Коновалова. Коновалов уже знал, что Скоробогатый настоял на своем и полетит с ним штурманом. Они молча поздоровались.
Вдруг над аэродромом взвилась зеленая ракета, и вслед за нею в воздух поднялась девятка дальних бомбардировщиков.
— Гастелло полетел, — сказал Коновалов.
*** Капитан Николай Гастелло, как и Григорий Скоробогатый, в 207-й полк тоже был переведен недавно и назначен командиром четвертой эскадрильи. И Скоробогатов часто встречал на летном поле и самого капитана, и его летнаба, высокого, черноволосого девятнадцатилетнего лейтенанта Анатолия Бурденюка и стрелка-радиста Алексея Калинина. Гастелло был среднего роста, худощав, с черным от загара лицом.
Вчера утром на митинге капитан выступил первым. Он имел на это полное право. Пожалуй, мало кто в полку мог похвалиться таким количеством боевых вылетов: берега Халхин-Гола и Финляндия были ему хорошо знакомы.
Там капитан летал и на четырехмоторных ТБ-3, и на десантных самолетах, и на санитарных. В Монголии ему пришлось прыгать с парашютом с горящего скоростного бомбардировщика, а затем ночью пробираться через японские позиции к своим.
*** 22 июня эскадрилья Гастелло бомбила фашистские железнодорожные эшелоны под Брестом, несмотря на бешеный зенитный огонь. Все бомбы попадали точно в цель: вспыхивали цистерны с бензином, взрывались один за другим груженные снарядами и патронами вагоны. На свой аэродром эскадрилья вернулась без потерь. Григорий помнил, как Гастелло зарулил бомбардировщик на стоянку и, выключив моторы, выскочил из кабины. Как завидовал Григорий членам экипажа четвертой эскадрильи. Ведь и ему, военному летчику, полагалось быть вместе с товарищами, а тут эта чертова должность адъютанта!
Не к ней готовился лейтенант Скоробогатый.
…. Бомбардировщик старшего лейтенанта Коновалова должен был лететь в тыл противника. Совсем недавно разведка донесла, что далеко за линией фронта, в домах, скрытых в дубовой роще, расположился штаб крупного гитлеровского соединения.
— Следуем без прикрытия истребителей, — пояснял Коновалов Скоробогатому.
— Знаю, — ответил Григорий, — справимся и сами… У меня, товарищ старший лейтенант, кое-какая идея появилась. Разрешите доложить?
Коновалов кивнул.
— Что, если на цель, — продолжал Григорий, — нам выйти не с ходу, а пройти ее, я по карте смотрел, значительно севернее и дальше километров на десять — двадцать, а после развернуться и уже с запада атаковать?
— Интересно, — задумчиво произнес Коновалов, раскрывая карту. — Одно дело, когда самолет идет с востока, другое дело, когда с запада. Немцы решат, что одиночный советский бомбардировщик, возвращающийся назад без бомб, угрозы никакой не представляет… Интересно!
…Монотонно гудят моторы. День, как нарочно, выдался ясный. А в такую погоду — наибольшая вероятность встречи с гитлеровскими истребителями. Коновалов это понимал и вскоре за линией фронта переключается на бреющий полет. Правда, теперь бомбардировщик легко можно было сбить из обычного пулемета, зато на фоне лесистых холмов он почти не заметен для истребителей.
Вскоре должна быть и цель.
Григорий, сверившись по карте, включил на приборной доске сигнальную лампочку, и Коновалов развернул машину. Видимо, через несколько минут внизу покажется вражеский штаб. Теперь надо точно выдержать боевой курс.
Как и договорились перед вылетом, на цель выходили не прямо с хода, а севернее. И гитлеровцы действительно не обратили внимания на краснозвездный бомбардировщик, летящий с запада. Бомбы без всяких помех были сброшены с трех заходов. Скоробогатый положил их точно и, радостный, просунул голову в пилотскую кабину: дескать, отбомбились…
На обратном пути бомбардировщик догнали истребители с черными крестами на плоскостях. Чувствуя огневое и численное превосходство, гитлеровцы устремились в атаку. Они летели рядом и поливали советский самолет пулеметными очередями.
— Взаимодействуйте огнем, — приказал Коновалов своему экипажу, — а я помогу маневром.
Но пулемет стрелка-радиста Владимира Сюткина уже с первых секунд отвечал фашистам. Даже было заметно, как прерывались линии трассирующих пуль, попадая в истребители. Вскоре передний из них покачнулся, и, оставляя шлейф грязного дыма, устремился на землю.
Пилоты двух других самолетов, следовавших рядом, растерялись и, прекратив огонь, стали сворачивать вправо почти около самого бомбардировщика. Этим тактическим промахом моментально воспользовался Коновалов и быстро рванул свой корабль в сторону.
Григорий давно ждал этого момента. Как только истребители оказались в зоне действия его пулемета, он нажал гашетку. Через несколько секунд был уничтожен и второй стервятник. Третий отстал.
Коновалов перешел на бреющий и повел бомбардировщик к аэродрому.
*** Еще вчера Григорий сумел выбрать свободную минуту и написать одно небольшое письмо. Писал он его прямо на летном поле, положив на колено планшет.
«Дорогая моя, здравствуй! Я думаю, ты знаешь, почему я тебе не дал телеграммы и не приехал сам. Как видишь, женушка, обстановка так резко меняется.
А тебя прошу, дорогая, не беспокойся, пожалуйста, обо мне. Береги себя и нашего будущего сына. И не думай, что раз война, так уже и все. Будь уверена, что мы скоро будем вместе. Я тебя нигде не забуду, даже в бою. Милая, я сегодня вложил твою фотокарточку в комсомольский билет. Ты будешь всегда вместе со мною.
Еще, дорогая, прошу заглядывать к нашим, сестре и брату. Убеждай их, что я буду жив, что фашистов мы разобьем. Будь уверена, что твой муж вернется. Не думай ничего плохого, если не будет долго письма. На этом, моя милая, до свиданья. Еще раз прошу, береги себя и нашего будущего сына.
С приветом, любящий тебя и целующий тысячу раз твой муж Гриша.
22 июня 1941 года. Запомни эту дату».
Достав из планшета конверт, Григорий четко вывел:
«Марии Кондратьевне Скоробогатой».
*** Коновалов рассказал командиру полка о мужестве, выдержке и находчивости лейтенанта Скоробогатого, и когда на следующий день Григорий вновь попросил полковника назначить его в какой-нибудь экипаж, где из строя выбыл штурман, то сразу же был направлен к старшему лейтенанту Федору Воробьеву.
Еще вчера утром из штаба дивизии пришел приказ — уничтожить переправы через Буг. Несколько наших самолетов пытались это сделать, но каждый раз, не достигнув успеха, возвращались назад. То бомбы падали в воду, то мешал зенитный огонь, то отгоняли гитлеровские истребители.
Выбор на Федора Воробьева выпал не случайно. Старший лейтенант Воробьев был заместителем командира четвертой эскадрильи капитана Гастелло и многому у него смог научиться. Машиной он управлял безукоризненно и уже успел зарекомендовать себя отважным бойцом.
На сегодняшнее задание бомбардировщик Воробьева вылетел во второй половине дня и точно в намеченный срок появился над Бугом. Шли над облаками, и как только спустились ниже, сразу показалась цель. Григорий замер в напряжении и, положив руку на кнопку электросбрасывателя, приготовился послать вниз первую бомбу. Но в этот момент рядом с их самолетом неожиданно пронеслись два фашистских истребителя. Немецкие летчики, по-видимому, так растерялись, заметив советский бомбардировщик, что даже не воспользовались своим выгодным положением и не открыли огонь. Воробьев и Григорий прекрасно понимали, что ≪мессершмитты≫ через несколько минут безусловно вернутся обратно. Значит, надо, не мешкая ни секунды, вновь подниматься в облака и ложиться на обратный курс. Но задание останется невыполненным, а гитлеровцы станут еще более бдительными и, конечно, усилят охрану переправы.
— Нет! — зло бросил Воробьев. — Не выйдет!
И резко направил корабль по указанию Григория немножко в сторону, где в трех-четырех километрах тянулась узкой длинной полосой новая облачность.
У них созрел дерзкий, но рискованный план. Воробьев и Григорий знали, что немцы обычно мыслят и действуют по шаблону и, наверно, станут думать, что бомбардировщик, обнаруженный истребителями, спасаясь от преследования, обязательно устремится в облака. Поэтому Воробьев не повел самолет далеко вверх, а, сделав разворот, вынырнул снова на цель.
≪Мессершмиттов≫ поблизости не было видно. Они ушли вдоль облачности, зорко просматривая ее разрывы, надеясь выловить там советскую машину. А в это время Григорий, не обращая внимания на огонь зенитных батарей, сбросил все бомбы. Самолет лишь слегка вздрагивал, когда каждая из них отрывалась и летела вниз. Переправа запылала.
** * На КП дежурный радист принимал очередную радиограмму: ≪Говорит ≪Роза≫… Говорит ≪Роза≫… Отбомбился… Контрольное фотографирование выполнено. Имею два попадания зенитных снарядов… Лишился приема… Могу только передавать… Правый мотор недодает оборотов… Постараюсь дойти… Тяжело ранен штурман…≫
≪Роза≫ была позывным корабля капитана Гастелло. Однако, несмотря на тревожное сообщение, которое услышал Григорий, командир четвертой эскадрильи совершил чудо: на одном моторе довел поврежденный самолет. Конечно, экипажу можно было и не рисковать, а спрыгнуть на парашютах, но о парашютах никто и не подумал. Покинуть бомбардировщик — значило бросить раненого товарища! Высокое летное мастерство капитана помогло спасти жизнь боевого друга и сохранить машину.
*** Столица Беларуси Минск с первого же дня нападения фашистских захватчиков подвергалась непрерывной бомбежке с воздуха.
≪…Справа виднелось большое зарево, — вспоминал один из боевых товарищей Гастелло, впоследствии Герой Советского Союза полковник Ф. Орлов. — Подлетев ближе, мы убедились, что это горит Минск. Вниз страшно было смотреть, — там бушевало море огня, что-то взрывалось, рушилось. Улицы, освещенные заревом, были видны, как на ладони. Мы только могли догадываться, сколько ни в чем неповинных людей — детей, женщин, стариков — гибнет там под горящими стенами, обваливающимися потолками. Фашисты варварски сжигали, разрушали город, уничтожали его население. В груди поднималась такая злоба, такая ненависть, что хотелось врезаться самолетом прямо в скопище зверей-фашистов≫.
…Григорий помнил, что сейчас в экипаже у Гастелло недостает одного человека, и поэтому решил обратиться к нему с просьбой:
— Товарищ капитан, разрешите пойти с вами в боевой полет… Я уже летал с вашим заместителем старшим лейтенантом Воробьевым.
Гастелло, внимательно посмотрев на Григория, ответил:
— Старший лейтенант Воробьев отзывался о вас хорошо. Но, к сожалению, должность штурмана у меня занята. Штурманом летит лейтенант Бурденюк.
— Я готов и люковым стрелком, — сказал Григорий. — Ведь врач запретил полет сержанту Елину…
— Вы и об этом знаете, — сдержанно улыбнулся Гастелло и, чуть подумав, спросил: — А командир полка вам разрешил?
— Разрешил! — радостно воскликнул Григорий. — Разрешил, товарищ капитан!
— Прекрасно, — произнес Гастелло. — Будете ≪щитом≫ нашего экипажа. — И добавил свою любимую поговорку: — Ну, поспешаем не торопясь…
….Григорий посмотрел на стоящего рядом с ним стрелка-радиста Алексея Калинина. У него на гимнастерке, как и у штурмана Анатолия Бурденюка, да и как у самого Григория, краснел комсомольский значок.
Калинин считался одним из лучших радистов в полку. Когда у себя на родине, в Ненецком национальном округе, его призвали в армию, он попросился в авиацию и попал в школу младших специалистов. За хорошую учебу в школе Калинин получил семь благодарностей. Девятнадцатилетний Анатолий Бурденюк военное училище окончил в Челябинске и находился в подчинении Гастелло с того дня, как капитан прибыл в 207-й полк…
До вылета звена оставались считанные минуты. Гастелло достал из планшета блокнот, что-то прочитал в нем и поднял руку.
— Товарищи! — негромко сказал он. — Перед тем, как мы уйдем на задание, я хочу познакомить вас со словами одного из замечательных летчиков нашего времени. Вот они, слушайте: ≪Я признаю только такого бойца бойцом, который, несмотря на верную смерть, для спасения других людей пожертвует своей жизнью. И если нужно будет Советскому Союзу, то я в любой момент могу это сделать≫.
Принадлежат эти слова Валерию Чкалову.
Анатолий Бурденюк вышел вперед.
— Товарищ капитан, разрешите мне ответить за всех? — попросил он, и голос его дрогнул от возбуждения. — Мы клянемся, если потребуется, пожертвовать своей жизнью для счастья людей, для спасения страны!
Раздалась команда:
— По местам!
О подвиге из первых уст
Как вспоминал командир авиакорпуса Н. С. Скрипко в своей книге «По целям ближним и дальним»:
«Когда командир 42-й дальнебомбардировочной авиадивизии полковник М. X. Борисенко доложил о героическом подвиге капитана Николая Гастелло, совершившего огненный таран, я приказал выслать самолет с фотоустановкой и сфотографировать с малой высоты место гибели экипажа. Буквально на другой день мы с бригадным комиссаром А. К. Одноволом держали в руках снимок, на котором отчетливо были видны воронка, образовавшаяся на месте удара самолета о землю, отброшенные при взрыве части корабля и много сгоревших вокруг фашистских танков и автомашин. Дорогой ценой заплатил враг за гибель легендарного экипажа Гастелло!
Я держал в руках снимок и думал, какая же огромная нравственная сила нужна человеку, чтобы пойти на такой жертвенный подвиг! Все летчики соединения были потрясены героической гибелью экипажа, испытывая одновременно глубокую печаль и гордость. Печаль оттого, что потеряли такого хорошего, душевного и отзывчивого летчика, как Николай Гастелло, членов его экипажа. А гордость — потому, что своим подвигом Гастелло и его экипаж продемонстрировали непревзойденный моральный дух, доблесть и боевые качества советского воина. Ничто, даже угроза смерти, не может заставить его покориться врагу. До последней минуты жизни он помнит о высоком долге перед Родиной и даже смертью своей утверждает победу!»
Героев было четверо!
И не только Гастелло…
В Великую Отечественную войну воздушных бойцов, направивших свои боевые машины на врага, а таких подвигов было более 600 (!), звали «гастелловцами».
Но, справедливости ради: Николай Гастелло был не первым, не вторым, и даже не третьим летчиком, совершившим «огненный таран».
Первым в истории советской авиации совершил «огненный таран» 5 августа 1939 года на Дальнем Востоке в долине реки Халхин-Гол батальонный комиссар 150-го бомбардировочного полка Михаил Ююкин. В момент бомбардировки вражеских позиций в его самолет попал снаряд, который поджег правый мотор. Сбить пламя летчикам не удалось, и тогда командир принял свое последнее решение.: он приказал экипажу покинуть самолет, а сам направил пылающую машину на японский дзот. Как вспоминал успевший покинуть кабину машины штурман Александр Морковкин: «Я был уверен, что, даже теряя сознание в удушье пламени, батальонный комиссар Ююкин направит свою гибнущую, превратившуюся в факел машину в самый центр вражеских огневых точек. Так и произошло». В августе 1939 года за героизм и образцовое выполнение боевого задания Михаил Ююкин был награжден орденом Ленина, а члены его экипажа старший лейтенант Александр Морковкин и старшина Петр Разбойников — орденами Красного Знамени.
Такой же подвиг был совершен в 1940 году, уже в ходе советско-финляндской войны. Тогда загоревшийся от попадания снаряда самолет капитана Константина Орлова был направлен в самую гущу вражеской пехоты и техники. Произошло это 11 марта 1940 года.
А первый в истории Великой Отечественной войны таран наземной цели совершил командир звена 62-го штурмового авиаполка Петр Чиркин 22 июня 1941 года. Он поднял машину в воздух с аэродрома у села Лисятичи на западной границе страны для проведения воздушной разведки и попал под обстрел гитлеровцев. Когда машину Чиркина подбили, он направил ее на танковую колонну противника.
Известны и другие подвиги, совершенные раннее, нежели подвиг экипажа Никола Гастелло. О некоторых из них.
24 июня 1941 года экипаж командира звена 33-го скоростного бомбардировочного полка старшего лейтенанта Григория Храпая: его горящий самолет разрушил переправу близ города Броды. А 25 июня горящей машиной таранил немецкие танки капитан Авдеев.
И очевидно, что это далеко не полный перечень огненных таранов в первые дни Великой Отечественной, так как в условиях войны далеко не все подвиги летчиков, отдавших свои жизни с врагом в огне последней их атаки, могли быть зафиксированы и подтверждены.
По подсчетам исследователей и историков Великой Отечественной войны, только за 1941 год было зарегистрировано 152 подвига, когда последним оружием наших воздушных бойцов становился их гибнущий самолет. А сколько еще неизвестных или не подтвержденных?
Поэтому помня о подвиге экипажа Гастелло, не следует забывать, что еще сотни советских летчиков, совершивших огненные тараны, достойны нашей памяти, уважения и благодарности.
Это в память о них, всех: широко и мало известных, и совсем неизвестных… посвятила поэтические строки поэтесса Дина Шокаева:
И капитан не отстегнул
Ремней; машину не покинул.
Ее он резко развернул
И вниз, к земле, к цистернам двинул!
С толпой цистерн косяк машин —
Как будто целый мир взорвался!
Враг не видал страшней картин —
Как будто вал огня промчался…
Такой ценой он заплатил
За гибель членов экипажа!
И тот таран лишь первым был.
Фашистам то не снилось даже…
Об этом подвиге страна
До дней скончания не забудет!
Пройдут лихие времена,
Но имена запомнят люди…
Живет геройский экипаж:
Тот подвиг занесен в скрижали!
Чтоб помнили, кто живет сейчас,
Какой ценой вы побеждали!..
Рекомендуем
