История вилейчанки — мамы 22 чужих ребят. Она подарила детям семью, а они вытащили ее из депрессии
«Хочу обнять мамочку и услышать, что она меня сильно-сильно любит и никогда не бросит». Еще два года назад это было единственным новогодним желанием шестилетней Лизы. Она плохо умела писать, поэтому, чтобы не наделать ошибок, рисовала свою мечту. Правда, мама у нее каждый раз получалась разная: то с голубыми глазами, то с зелеными; строгая или очень добрая. Малышка переживала: а вдруг Дед Мороз запутается и не сумеет исполнить мечту? Но главный волшебник ведь не только письма читать умеет, он еще и в ранимую детскую душу заглянуть может…
— Мам, ты мне с уроками поможешь? Я математику сделала, но нам еще стих задавали. Проверь, как выучила, а то на последнем столбике чего-то запинаюсь, — дождавшись, пока братья и сестры отвлекутся, Лиза переключила на себя все внимание мамы Оли. Уж больно хотелось порадовать ее своими успехами: рассказать стих в четыре столбика без единой запинки!
— Вообще-то я еще вчера его выучила, сейчас только повторила! — хитро улыбнулась восьмилетка, бойко отчеканив стихотворение, и побежала играть с другими ребятами.
И для Лизы, и для Антона, и Филиппа, и других карапузов Ольга Атрошка — самая настоящая мама: любящая, заботливая, внимательная. И хотя по документам она родитель-воспитатель Вилейского дома семейного типа, таких слов малышня не признает. Мама — значит, мама. И точка!
— Я больше 15 лет работаю мамой, за это время воспитала, поставила на ноги 22 чужих ребенка. И практически все дети называли и называют меня мамой. Не Олей, не тетей Олей, а мамой. Хотя никогда на этом не настаивала: как им удобно, так пусть и говорят. А потом дошло: они таким образом программируют тебя. Раз ты мама — значит, должна любить, защищать, учить. И еще ребята «страхуют» себя от одиночества и равнодушия со стороны взрослых…
Едем в приют за сыновьями!
Чтобы стать родным человеком для абсолютно чужого ребенка, одного желания мало. Нужно много-много любви, ведь изголодавшийся по теплу и ласке малыш в ней особенно нуждается. Потребуется масса терпения — чтобы оставаться спокойной, когда приемный ребенок, внезапно повзрослев, вспомнит, что у него есть права, потому делать уроки и приходить домой вовремя он не обязан. Без твердого характера тоже никуда — чтобы наперекор докторам, которые в один голос будут кричать, что у ребенка с его болячками нет шансов на нормальную жизнь, доказать обратное. Сегодня Ольга Атрошка это прекрасно понимает, а в 2007 году, когда решилась стать приемной мамой, даже не представляла, с какими трудностями придется столкнуться.
— Мы с сестрами рано остались сиротами: мама умерла, папа самоустранился. Нашим опекуном стал дядя, у которого было своих четверо детей. Сложностей хватало, но я благодарна судьбе и опекунам за эту закалку, — начинает свой рассказ Ольга. — Может, именно тот факт, что росла в большой семье, в какой-то степени и повлиял на мое решение стать мамой для чужих деток.
Ольга признается: инициатива взять в семью малышей, на которых родные родители махнули рукой, исходила не от нее. Она, социальный работник Вилейского ТЦСОН, просто «обожала своих бабулечек». Пока в 2007 году специалист отдела образования не предложила переключиться: с одиноких пенсионеров — на одиноких детей.
— На тот момент у меня уже подрастала пятилетняя дочка Сашка, я второй раз была замужем. И вдруг как снег на голову: «А не хотите стать приемной мамой?» Задумалась: почему нет? Дочка давно хочет братика или сестричку, супруг меня во всем поддерживал. В общем, поехали в приют за сыновьями.
Первыми в семье Атрошка появились братья пятилетний Влад и трехлетний Вовка. Пап своих они почти не видели: один ушел в «дальнее плавание», другой не научился дружить с законом. А мама… Мама находила утешение на дне стакана, за что была лишена родительских прав.
— Когда приехали за мальчиками в приют, у меня сердце бешено колотилось. А потом они вышли к нам: в летних ботиночках, тоненьких курточках… При том, что уже был конец декабря. Муж взял Владика, я — Вовку, понесла его на руках к машине. Он в полудреме обнял меня и пробормотал: «Мамочка, это ты». Я всю дорогу сдерживала себя, чтобы не расплакаться, но тут не выдержала.
В приемной семье Вовка и Влад освоились очень быстро. Правда, понадобилось много времени, чтобы изменить пищевые привычки ребят. Они не ели мяса, так как в принципе не знали, что это такое — у родной матери, видимо, не оставалось денег на курицу или свинину. Мальчишки были жадные до сладкого — большую шоколадку могли умять за пару секунд.
Хватало вопросов и по медицинской части: Вове и Владу поставили диагноз «задержка психического развития», плюс у них была непроходимость кишечника, обструктивный бронхит.
— Там иммунитета вообще, считай, не было, мальчики часто болели. Возили их с мужем по врачам, чтобы подлечить. Наши старания, любовь и забота были не напрасны. Вовке уже 19 лет, он окончил Полоцкий лесной колледж, уехал по распределению на Гродненщину. Владик тоже нашел свое место в жизни, хотя и наделал много ошибок. Мы постоянно созваниваемся, делимся новостями.
Благодарность за каждого
Говорят, в жизни ничего не происходит просто так. Убедилась в этом и Ольга Атрошка. Она согревала брошенных ребят своей любовью — потом они буквально за уши вытащили ее из глубокой депрессии.
— В 2014 году похоронила мужа. Он долго боролся за жизнь, но проиграл. Я тогда разрывалась между супругом, который лежал в Боровлянах, и детьми, которым нужны были мама и папа. Они страдали не меньше меня, однако заглушали свою боль и вытаскивали меня из депрессии.
Тогда в семье Атрошка уже жил приемный сын Пашка, редкий хулиган. К 14 годам насобирал столько статей, что хватило бы на кучу папок.
— Но когда умер муж, именно Паша и родная дочь стали для меня опорой. Многие заботы по дому ребята взяли на себя, смотрели за малышами. Дети и вернули меня к жизни. Сегодня я могу сказать, что благодарна Богу за каждого ребенка, который был и еще будет в нашей семье.
Одинаковые порции любви и наказания
Семь лет назад Ольге Атрошка предложили стать родителем-воспитателем дома семейного типа. Это предполагало переезд из деревни в Вилейку, где маму Олю ждали… еще пятеро детей.
В Беларуси действует порядка 300 детских домов семейного типа, в которых воспитывается более 2000 ребят.
— Не знаю, как решилась на эту авантюру, — смеется женщина. — Прежние родители-воспитатели уволились: в доме семейного типа осталось пятеро ребят. А еще я своих шестерых привезла! Первое время тут была война: за территорию, за мое внимание. Когда мы с детьми жили в деревне, много времени проводили на природе: ходили на речку, в лес по грибы и ягоды, играли в футбол, волейбол, баскетбол. Детки, которые росли в доме семейного типа, почти нигде не бывали, многого не умели. Учила их самому элементарному: мыть посуду, застилать кровати, помогать по дому.
— Но все-таки мир заключить удалось? — спрашиваю у Ольги.
— А как же! Ребята еще какое-то время притирались друг к другу, присматривались, а потом стали дружить. Поняли, что мама любит их одинаково.
— И папа тоже! — подслушал наш разговор семилетний Филипп и вставил свои пять копеек.
Ольга только улыбнулась в ответ: несколько лет назад она снова вышла замуж, причем за свою первую любовь. Познакомилась с Дмитрием еще во время учебы в колледже, но тогда отказалась стать его женой. Молодые люди пошли каждый своим путем, пока эти пути не встретились. Дмитрия не испугало, что у любимой женщины такая орава детей, он был рад стать папой и чужим деткам, и своей родной Лерочке.
— Лерка наш биологический с Димой ребенок, но остальных ребят она считает родными братьями и сестрами. Мы не говорим ей, что эти детки пришли из других семей и у них есть свои мамы и папы. Для нас с мужем нет разницы, родной ребенок или чужой — каждому нужно уделять внимание, помогать, даже отругать, если набедокурят.
Тазик салата и 10-литровая кастрюля борща
Сегодня в семье Атрошка воспитывается 8 ребят, в том числе семь приемных. Чтобы собрать одних в школу, других в садик, Ольге приходится вставать в 6:00. К семи утра она уже успевает наварить 5 литров каши и 6 — компота, нарезать на бутерброды два батона.
— Молочку у нас все любят, поэтому каши уходят на ура. Но и мясо в рационе должно быть: готовлю рыбу с рисом, макароны с котлетами. Здесь мелочиться нельзя: минимум 15-20 котлет и 4 кг макарон за утро съедается, — смеется мама Оля. — На обед дети просят, как правило, борщ или рассольник, щи: чтобы всем хватило, сразу 10 литров супа варю.
Неудивительно, что самая «крохотная» кастрюлька в доме — на 5 литров, самая большая — на 30. В ней Ольга готовит тесто для блинчиков, варит картошку, тушит голубцы… К слову, овощи, ягоды, грибы практически не покупают: сами заготавливают. В доме стоит два холодильника и два морозильника, один из которых до отказа забит замороженной малиной, смородиной, клубникой, вишней, черникой, лисичками, белыми грибами…
У нас большой огород: выращиваем картошку, помидоры, огурцы, капусту, перец. В прополке сорняков и сборе урожая участвуют все ребята, лентяев в семье нет.
Ольга Атрошка
— Дети обожают жареную картошку. Чтобы накормить одним махом всю семью, нужно не меньше 10 кг. Столько ни на одной сковородке не поместится, поэтому на плиту ставим сразу три.
Но даже три громадные сковороды картошки — не рекорд. Ведь по выходным и праздникам в детском доме семейного типа собирается еще больше ребят: приезжает Вика, учащаяся Минского областного кадетского училища; проведать маму Олю и папу Диму хотят уже совершеннолетние ребята, которые живут отдельно и у которых есть свои семьи…
Ольга не только приемная мама, она уже бабушка троих внуков. Несколько ее воспитанников стали родителями, приезжают с малышами в детский дом семейного типа на выходные и каникулы.
— Я ни с кем не теряю связи: у меня номер телефона не менялся с 2007 года. Спросите, чем и в каком возрасте болел каждый ребенок, которого брали в семью, — отвечу с ходу. Они все приходят со своим грузом прошлого, в котором было много слез, обид, разочарований — нужны неимоверные усилия, чтобы помочь им сбросить эту ношу и заполнить память хорошими воспоминаниями. Чтобы слово «семья» у них ассоциировалось не с пьяными родителями, а со сладкой ватой и вкусным тортом на день рождения, играми в парке и большой елкой, усыпанной шариками…
К сожалению, порой растопить заледеневшее детское сердце удается с большим трудом, вздыхает мама Оля. Если один ребенок, попадая в приемную семью, быстро принимает ее правила, то другой строит стену между собой и родителями. И свое «я» выражает через кражи, драки со сверстниками, грубость, нежелание учиться.
— Наверное, это обида на родных маму и папу, которые не смогли отказаться от пагубной привычки и фактически променяли ребенка на бутылку. А подросток винит в этом всех: и тех, кто непосредственно виноват, и тех, кто хочет помочь. Все это выливается в бунт. У меня были сложные ребята: достучаться до них было нелегко, но в конце концов удавалось. И сегодня они звонят, благодарят: «Мам, я такая глупая была, столько проблем тебе доставила, а ты все терпела… Прости! Ты у меня самая лучшая». После таких слов забываешь все плохое, что было.
А время от времени биологические родители детей подкидывают хлопот. В пьяном виде звонят Ольге по ночам: мол, «ты неправильно с моим ребенком обращаешься!» Но когда на следующий день трезвые увидят сына или дочку в городе, переходят дорогу и делают вид, что не узнали…
«Ты у меня очень красивая»
Как родитель-воспитатель Ольга Атрошка получает зарплату, плюс на каждого ребенка ей платят пособие. Уложиться в эту сумму не получается: много денег уходит на питание, одежду, школьные принадлежности.
— К 1 сентября затовариваюсь сразу на тысяч пять: ребятам нужны новые рюкзаки, школьная и спортивная форма, обувь. Обязательно беру 200 тетрадей, 100 ручек и столько же карандашей, несколько десятков ластиков. Плюс пеналы, альбомы, фломастеры… И все равно в течение года многое приходится докупать.
— Но свою зарплату вы имеете право тратить исключительно на себя…
— Право-то имею, но «на себя» время выпадает крайне редко. Я живу по расписанию детей. Утром разбудила первую партию, накормила. Филиппа везу в садик на другой конец города, Антона — в третью школу, Максима — в школу-интернат. Самого его отпускать нельзя, может забыть дорогу. Возвращаюсь домой, собираю Леру и отвожу ее в детский сад. Снова лечу домой: надо покормить и усадить за уроки другую партию школьников, которые учатся во вторую смену. Параллельно готовлю обед, — говорит мама Оля. — Потом надо ехать забирать из садиков и школы, развезти по кружкам. Я поддерживаю любые интересы ребят. Хочешь петь — запишемся в вокальную студию. Мечтаешь танцевать — пойдем на хореографию. Надоело рисование? Попробуем карате. Дома тоже стараюсь их чем-то занять: они и на кухне мне помогают, и уборку сами сделают. Тут польза двойная: в телефонах меньше сидят, а когда пойдут во взрослую жизнь, не пропадут.
Обратила внимание: даже при том, что «для себя и на себя» времени почти нет, мама Ольга прекрасно выглядит.
— А по-другому мне нельзя. Я не должна выглядеть плохо, у меня ведь дочери, у меня сыновья. И когда они приходят из школы и говорят: «Мам, мне сказали, что ты у меня очень красивая» — внутри все переворачивается. Значит, не только я горжусь своими детками, но и они мной. Это и есть материнское счастье.
P. S. Мы почти полдня провели в семье Атрошка: пообщались с хозяйкой, заглянули в комнаты к ребятам. Они были рады рассказать, сколько десяток нахватали за две первые четверти, какие вкусные пельмени делает мама Оля, какую большущую рыбу папа Дима приносит с рыбалки. Но когда речь заходила об иной жизни, в которой еще не было дома семейного типа, — переводили разговор на другую тему. Вспоминать о прошлом им явно не хотелось. Тем более когда в настоящем столько счастливых моментов.