Руины молчат, но люди помнят: так кто же разрушил Минск?

Редкий ракурс всем известного белорусам объекта — руины Дома правительства БССР, ныне — отстроенное вновь здание правительства Республики Беларусь. Причем кадр из фонда Белорусского государственного архива кинофотофонодокументов снят еще в первые три дня войны — до ухода оттуда частей Красной Армии 26 июня 1941 года: во дворе знаменитого дома стоят советские армейские грузовики марки «ГАЗ». Снимок может считаться «эпиграфом» ко всем событиям, предшествовавшим оккупации столицы республики немецко-фашистскими войсками. Заодно он отвечает на вопрос: кто же разрушил столицу БССР? Вопреки надуманным фразам о том, что во всем виновата Красная Армия и якобы неуклюжее освобождение города летом 1944 года, доказательно подчеркнем — львиная доля разрушений на счету именно фашистов. Об этом красноречиво свидетельствует бесстрастная хроника событий 22 – 26 июня 1941-го и воспоминания минчан, знаменитых и не очень. Какими же остались в памяти людей события тех во всех смыслах слова жарких дней?

Трагедия непредвиденного нападения

…Война докатилась до столицы БССР уже в первый ее день, поздним вечером 22 июня: до позднего дня включительно о том, что случилось непоправимое, в столице республики знали лишь считанные люди в том самом здании с гербом Беларуси, о котором говорилось выше.

Предвестником грандиозных событий, что развернулись вдоль всей западной границы Советского Союза и БССР в частности, стали вереницы запыленных грузовиков, на которых громоздилось множество женщин и детей с нехитрым скарбом. Это были эвакуированные с Брестчины и Гродненщины члены семей пограничников и военнослужащих гарнизонов пограничных городов. Военный комендант Минска Федор Багреев объезжал вверенный ему населенный пункт на автомобиле и после войны вспоминал: «В грузовиках сидели женщины, дети были в исключительно паническом состоянии и жалком виде: кое-как одетые, грязные, у одних разорваны платья, у других кровь на одежде. Вещей почти ни у кого не было». Позже стали появляться разрозненные группы красноармейцев и сотрудников милиции — первые из разбитых частей, вторые — с территорий, стремительно занимаемых врагом. У них было оружие, но с документами были проблемы, что доставило местным компетентным органам и властям массу проблем.

22 июня 1941 года бомбежки затронули лишь аэродромы вокруг столицы и некоторые железнодорожные станции: временем испытания станет третий день войны — 24 июня.

…Потеря Красной Армией к концу 22 июня почти 2.000 боевых самолетов — три четверти были повреждены или превращены в железный лом прямо на аэродромах — предопределила судьбу городов, лежащих в прифронтовой полосе, а также на удалении до 200 – 300 км. Их ждал «молот» вражеских бомбардировок, потери люфтваффе в 130 самолетов за сутки войны были беспрецедентны — никогда доселе германцы не теряли столько машин единовременно — но терпимы. Минск, заранее отфотографированный с вражеских разведчиков, был приготовлен к закланию — планы города с пометками важных, приоритетных целей, лежали в планшетах пилотов, которые уже вскоре рассядутся по креслам своих машин для вылета на столицу БССР.

А второй день войны начался буднично: открылись магазины и учреждения, транспорт деловито ходил по улицам… Корреспондент газеты «Правда» по БССР Петр Лидов упомянул атмосферу первого вечера войны так: «18 часов вечера. Первый день войны подходит к концу. Полное спокойствие царит в белорусской столице. Народ начеку, уверен в себе, в своей правоте. Такой народ непобедим». Необычным показалось лишь отсутствие радиовещание, позже сменившееся фразой: «Городу Минску дал сигнал воздушной тревоги». После этой тревожной новости часть горожан взялась за скупку на рынках и магазинов непортящихся съестных припасов, однако большинство минчан вело себя спокойно.

Около 12.00 над южной окраиной столицы появились сначала истребители, затем «юнкерсы» и «хейнкели»: последние отбомбились по аэродрому в Лошице Минского района. Но истребители прошлись над окраиной города и прошерстили из пулеметов окраинные улицы столицы — появились первые раненные горожане, убитых пока не было, лишь пало несколько лошадей и коров частных домовладений… Вот какой виделась картина происходящего над Лошицей глазами командира 43-й авиадивизии ВВС генерал-майор Захарова, чьи подчиненные из двух истребительных полков летали из Орши на посильное прикрытие объектов Минской области: «Аэродром, куда я намеревался приземлиться, полыхал — горели склады с горючим! На нем вперемежку стояли самолеты разных систем, абсолютно незамаскированные, все было забито техникой — целой и изуродованной. Я не стал садиться сразу, а сначала сделал круг над городом. Подо мной низко ходили большие двухмоторные машины. Я видел их, подлетая к Минску, но мне и в голову не могло прийти, что это «юнкерсы»! Они ходили на малых высотах и прицельно швыряли бомбы на отдельные здания. Вражеских истребителей в небе не было. Превратив аэродром в жаровню, «юнкерсы» под вечер чувствовали себя в полной безопасности».

«Скажи-ка дядя, ведь недаром…»

Когда одна из волн бомбардировщиков с черно-белыми крестами и желтыми концами крыльев стала «цеплять» бомбами кварталы, добралась до командования ВВС Белорусского особого военного округа, подоспевшие с оршанского аэродрома летчики решительно взялись за дело. Георгий Захаров, возможно, отметился первым сбитием противника внутри городской черты: он спикировал, пристроился в хвост «Ю-88» и дал длинную очередь вдоль фюзеляжа. «Юнкерс», не исторгнув из себя ни огня, ни дыма, без видимых причин на полной скорости врезался в землю на территории между Троицкой горой (парк вокруг оперного театра — современного Большого театра Беларуси) и нынешним сквером имени Марата Казея. Многочисленные свидетели произошедшего рукоплескали и удивлялись — что же случилось? Ответ очевиден: очередь из бортового оружия комдива убила пилота и штурмана бомбардировщика и он, целый, но неуправляемый, упал на улицы города… Его винтами и остеклением кабины потом три года оккупации играли дети-минчане — автор лично общался с детьми военной поры, вдоволь налазившихся по останкам бронированного гиганта.

Над Лошицей Захаров зажег двигатель второго «юнкерса», и тот пошел на запад со снижением: при малом запасе высоты и минимум наполовину растраченном запасе баков с горючим он не мог далеко уйти… Подчиненные Захарова, сбив несколько самолетов, как и он сам вынуждены были сесть на полыхавшую ВПП в Лошице. Кроме нее враг смешал с землей расположение 100-й стрелковой дивизии (сейчас — район невдалеке от базирования 120-й омбр в военном городке Уручье) и разнес железнодорожный узел Минска — нынешний железнодорожный вокзал «Минск — Пассажирский».

Бомбежку последнего слышал тогдашний юный студент, будущий белорусский писатель Иван Кудрявцев: «В открытые окна аудитории неожиданно ворвался непонятный гул. Он все крепчал и крепчал, как вдруг был заглушен близкими протяжными взрывами. Мы все кинулись к окнам и увидели вокзал в столбах дыма, пепла и огня. Онемев, всматривались в это безумство смерти, которое творилось так близехонько от нас, на наших глазах… Это был первый налет на Минск, первая его бомбежка. Вскоре мы покинули аудиторию и подались кто куда. Конечно, никто из нас не знал, состоится ли, согласно расписанию, следующий экзамен. А кто мог представить, что через четыре дня в город войдут немцы?..». В этот день враг официально потерял лишь семь своих бортов, по немецким же данным ВВС Красной Армии потеряли (в основном на земле) до 800 своих самолетов.

Мгновенно повзрослел в тот день и будущая знаменитость — начинающий музыкант и композитор Владимир Оловников. Свои дарования утром 23 июня 1941-го показали 23 студента-выпускника Белорусской государственной консерватории: они выступили со своими дипломными работами на специально организованном концерте. В числе прочих товарищей по альма-матер в центре Минска в Парке имени Максима Горького перед аудиторией себя проявил пока никому не известный будущий Народный артист Беларуси Владимир Оловников. Подтвердив свои умения на практике и, получив диплом, 22-летний парень ушел на фронт добровольцем: в военкомате он заполнял заветные документы на прием в войска под грохот бомб, о чем потом вспоминал всю жизнь.

Армагеддоном для столицы БССР стало роковое 24 июня 1941-го.

 Около 10.00 в небе города, оставшегося без защиты разгромленных полков ВВС РККА и подавленных батарей артиллерии ПВО, появилась первая волна из 47 «бомберов» с крестами на крыльях. Большая часть зенитчиков была в тот момент на учениях под Крупками и вернулась, когда авиация противника сделала свое черное дело и танки врага были уже на подходе — налет третьего дня войны отражали всего 16 расчетов орудий столичной ПВО… Позже, гудя моторами, пришли вторая и третья волны. Сразу же пропало электричество, перестал работать водопровод, учреждения и магазины… Запылали очаги в историческом центре Минска, частный сектор, кольцом опоясывающий каменно-кирпичную часть города, вовсю полыхал с самого утра, юг города — район Лошицы — еще с 23-го…

Уцелевшие пилоты — а их было довольно много — «оседлывали» редкие сохранившиеся боеготовыми самолеты (даже не уничтоженные машины часто были незаправленные, не хватало керосина и кислорода для заправки, боезапаса вместо растраченного запаса пуль и снарядов) и кидались в бой. Так, в районе над открытым в злосчастный день 22 июня Комсомольского озером Минска с десятком бомбардировщиков сцепился оставшимся безвестным пилот ВВС РККА, сбив два из них. Один из «Ю-88» упал в районе Старовиленского тракта — местные жители долгие месяцы ходили потом туда, снимая из кабины куски целлулоида, из которого кустари изготавливали различные бытовые инструменты.

Младший лейтенант Ахметов, не дождавшись подвоза боеприпасов, взлетел без лент к пулеметам ШКАС, и на максимальной скорости своего И-16 «растолкал лбом» строй «бомберов», имитируя попытку тарана, заставил их отбомбиться за окраиной города… Две тройки во главе с майором Плотниковым атаковала «центр» второй волны бомбардировщиков и сбили 6 самолетов врага — всего в тот день противник лишился более 20 машин. В то время в воздушных боях и особенно на земле ВВС РККА потеряли более 700 краснозвездных машин… К сожалению, индивидуальная храбрость и мастерство воздушных бойцов и зенитчиков не искупали общую организационную отсталость, неготовность нашего воздушного флота к войне, неспособность предупредить неожиданное нападение врага…

Фашисты взяли уже растерзанный город

Именно тогда, еще до всяких «новых порядков», враги в лице пилотов люфтваффе проявили свою звериную сущность, запросто расстреливая мирных граждан на дорогах. Эвакуироваться по асфальтовым шоссе стало смертельно опасным делом. Массы людей шли проселками на восток: безопасно, но медленно — большинство из них не успело эвакуироваться и было завернуто назад механизированными частями вермахта, быстро прорвавшимися к переправам через Днепр и Березину…

Последние бомбовые удары по Минску были нанесены 26 и 27 числа. 28 июня в город, на сутки оставшийся без власти и войск РККА, вошли враги. Сами немцы были впечатлены своей «работой»: 29 июня связист Рейнхарт Кенигер записал в дневнике такие впечатления обо всем увиденным из района Золотой Горки и Троицкой горы: «Через Минск война прошла как извержение вулкана — огнем и пеплом. Мы первый раз видим такие разрушения. На Западе мы уже видели разрушенные города, но разрушения такого масштаба — нет!».

В 1942 году по приказу Генерального комиссариата Белорутения был проведен аудит всей недвижимости Минска: отчет педантичных исполнителей был красноречив — на лето 1941-го разрушено 85% города! Довоенный Минск, например, мог похвастаться 330 корпусами предприятий: к августу 1941 года более-менее целыми оставались лишь 25! Таким образом главная работа по выкорчевыванию красот Минска была проделана именно люфтваффе.

Глупо спорить: ночные «бомберы» ВВС РККА, начиная с зимы 1941 — 1942 годов, стали все чаще налетать на объекты противника в черте города. Однако удары были точечными, по намеченным подпольщиками целям — и почти всегда достигали своего: потери противника затем фиксировались агентами, внедренными в учреждения врага. Убрав при помощи насильно согнанного на работы населения и военнопленных завалы, враг минимально отремонтировал лишь самые нужные из разбомбленных объектов. Ведь, согласно политике оккупационных властей, крупные города страны не нужно восстанавливать — «город портит белоруса, так как он привязан к земле». Именно такая фраза Вильгельма Кубе прозвучала в речи одного из его выступлений. Горожан, которых оставалась все меньше и меньше, предполагалось вывозить на работы в рейх, уничтожать, а также расселять по сельской местности для обслуживания бауэров из Германии, которые приедут сюда после ожидаемой вскоре, как думали оккупанты, победы германского оружия.

Таким образом только менее десяти процентов уцелевших зданий (а к 3 июля 1944-го освободители могли видеть лишь около 5% относительно нетронутых строений) погибли от бомбежек советской авиации и в ходе операции «Багратион». Нехитрый подсчет показывает: львиная доля разрушений была сделана именно немецко-фашистскими войсками и это утверждение ревизии не подлежит!

Неспроста знаменитый телевизионный художественный фильм 1970 – 1972 годов о минском подполье назвали именно «Руины стреляют…»: останки довоенного красавца на Свислочи остались только в кадре, не вызывали нареканий перенесших оккупацию горожан. Они помнили Минск 1941 — 1944 годов именно таким — царапающим небо зазубренными останками былой архитектурной роскоши. На адрес киностудии «Беларусьфильм» валом шли письма — зрители массово просили повторить показ так как не могли насмотреться в свое прошлое, хотели вновь заглянуть в волшебное окно телевизора, чтобы увидеть горестные обстоятельства своей юности, опаленной войной…

Сейчас об этом не вспоминают, однако враг не перестал терзать город даже после 3 июля: еще в августе 1944-го сюда в последний раз налетали бомбардировщики противника, стараясь расстроить логистику тыла Красной Армии. Результаты ударов были уже не такими результативными, как три года назад, но пожары все же имели место быть. Так, например, Дом Красной армии — нынешний Центральный дом офицеров по улице Красноармейской, 3, — и без того пострадавший в 1941-м, в последний раз подвергся попаданиям бомб именно в ходе одного из таких налетов.