Пятая книга «Тихого Дона». Как сложилась бы судьба Григория Мелехова

Почти наверняка каждый из нас, дочитывая последние страницы романа «Тихий Дон», задавал себе вопрос: как же в дальнейшем сложилась судьба главного героя — Григория Мелехова?

В архиве Управления ФСБ по Ростовской области хранится письмо Михаила Шолохова, датированное апрелем 1926 года:

«Москва, 6.4.26 г.

Уважаемый тов. Ермаков!

Мне необходимо получить от Вас некоторые дополнительные сведения относительно эпохи 1919 года. Надеюсь, что Вы не откажете мне в любезности сообщить эти сведения с приездом моим из Москвы. Полагаю быть у Вас в мае-июне с.г. Сведения эти касаются мелочей восстания Верхне-Донского.

Сообщите письменно по адресу — Каргинская, в какое время удобнее будет приехать к Вам? Не намечается ли у Вас в этих месяцах отлучки?

С приветом М. Шолохов».

Кто этот человек, к которому обращается с такой просьбой Шолохов? История его жизни позволяет в какой-то степени получить ответ на вопрос, как сложилась бы судьба Григория Мелехова. Ведь Харлампий Ермаков — его прототип.

Ермаков Харлампий Васильевич, 1891 г.р., казак станицы Вешенской, образование низшее, до Первой мировой войны занимался хлебопашеством, в войну — кавалер четырех Георгиевских крестов и четырех медалей. В годы гражданской войны воевал и за красных, и за белых, что было тогда совсем не редкостью. Но судили его за участие в Верхне-Донском восстании 1919 года.

Из протокола допроса от 24 мая 1923 года:

«Вопрос. Скажите, Ермаков, когда вы первый раз пошли на военную службу в старой армии и когда вы вернулись домой из старой армии?

Ответ. В 1913 я был взят на действительную службу. Освободился от военной службы в 1916 по ранению. Имел чин подхорунжего. Пробыл я дома до 1 июля 1917 года, потом был направлен во 2-й запасной полк, в котором прослужил до Октябрьской революции. В это время я уже был хорунжим.

26 января 1918 года я добровольно пошел в отряд Подтелкова и Кривошлыкова. У Подтелкова я служил до тех пор, пока отряд попал к белым».

А вот как он рассказывал на допросе о своей дальнейшей жизни:

«…После двухмесячного выздоровления я возвратился домой, в станицу Вешенскую. В Вешенской я был избран предисполкома ст. Вешенской. На этой должности я был четыре месяца, т.е. до октября 1918 года. Когда проходили через Вешенскую части Красной Армии, я поступил в артсклад 15-й Инзенской дивизии и находился в хут. Базках.

В 1919 году в феврале месяце в станицах Казанской, Мигулинской, Вешенской, Еланской было восстание против Соввласти».

Даже из этих нескольких строк видно, как покрутила Ермакова жизнь всего за один год. Это один из самых страшных периодов в истории донского казачества. Ведь в него вместились и Донская Советская республика, когда фронтовые казаки поддержали большевиков, и атаманство Краснова, когда в пределы земель Войска Донского вошли немцы, и эксперименты Советской власти, что толкнуло казаков на восстание.

В своих листовках верхне-донские повстанцы писали:

«Братья-красноармейцы, знаете ли вы, во имя чего мы, казаки, подняли знамя восстания против коммунистов? Мы восстали потому, что вслед за вами являлись коммунисты, являлись чрезвычайные комиссии, которые начали арестовывать и расстреливать не повинных ни в чем наших и ваших братьев-казаков и крестьян, начали заниматься грабежом и насилиями.

Долой коммуну и расстрелы! Да здравствует народная власть! Вперед за правое дело народа!»

Может показаться, что в тексте — одни пропагандистские призывы. Но даже глава Донбюро РКП(б) Сырцов в объяснительной записке писал: «Цифры расстрелянных в Вешенском районе около 600 человек».

Оказавшись в самом эпицентре народного восстания, Ермаков действовал на благо людей. О том говорит протокол общего собрания граждан Базковского от 17 мая 1923 года:

«…Мы, нижеподписавшиеся, граждане села Базковского, ввиду ареста гражданина Ермакова Х.В. считаем своим долгом высказать свое мнение. Случилось восстание, и Ермаков вынужден был участвовать в нем, хотя и был избран на командную должность, но все время старался как можно более уменьшить ужасы восстания. Очень и очень многие могут засвидетельствовать, что остались живы только благодаря Ермакову».

Обращение возымело действие — Ермаков был выпущен на поруки. Видимо, тогда и состоялись его встречи с Шолоховым. И если бы не было известно дальнейшее, можно было бы посчитать, что судьба оказалась благосклонной к Григорию Мелехову.

20 января 1927 года Харлампия Ермакова вновь арестовывают. Свидетели заявляли, что во время боев в 1919 году донские части потопили в реке Дон около пятисот красноармейцев, что сам Ермаков лично зарубил 18 матросов. Показания свидетелей довольно путаны, многие даны с чужих слов. Но если вспомнить, как пересекаются события романа с реальной жизнью Ермакова, представить тот кровавый ад на Дону, остается признать: могло и быть. Вообще, при рассказе о событиях той эпохи и судьбах участвовавших в них людей не надо ничего приукрашивать или кого-то обелять. Те люди жили в свое время, были заложниками той трагедии.

Через несколько дней, 6 июня 1927 года, судьба Ермакова была решена.

«Заседание коллегии ОГПУ (судебное) дело № 45529

Постановили:

гр-на Ермакова Харлампия расстрелять».

Прошло семьдесят с лишним лет. Постановлением президиума Ростовского областного суда от 18 августа 1989 года приговор коллегии ОГПУ был отменен. Дело прекращено за отсутствием состава преступления, Харлампий Ермаков реабилитирован посмертно.

Неизбежно встает вопрос: если бы не было письма Шолохова, если бы не просочились сведения, что Ермаков является прототипом Григория Мелехова, — узнали бы мы когда-нибудь о его жизни и трагической судьбе? И как ни прискорбно, нет на этот вопрос утвердительного ответа.

Юрий Калугин, газета «Боевое знамя Донбасса».