Из 10 мальчишек вернулись только двое. История писателя-фронтовика Анатолия Ананьева

Работавший под началом Анатолия Андреевича Ананьева, главного редактора значимого советского журнала «Октябрь», журналист Владимир Бондаренко так отзывался о нем:

«Как писатель-фронтовик он до конца дней своих не сходил со своего пути. Как он сам считает, там, на войне, он прописан навечно, как миллионы его сверстников — живых, погибших, ушедших из жизни позже войны. Свою Курскую битву он описал уже в классическом романе «Танки идут ромбом». Этот роман — о трех днях битвы, которые уже и определят всю его жизнь и жизнь всего нашего поколения. Он уцелел, многие его сверстники погибли, им и посвящал Анатолий Андреевич свои произведения. Впрочем, так и было: за первый день боев от всего полка, где воевал младший лейтенант Ананьев, осталось меньше трети. Он выжил чудом, о чем и помнил всегда. Уже и война давно закончилась, один за другим писатели-фронтовики переключались на новые сюжеты. Описывали мирную жизнь строящейся советской державы. А Анатолий Ананьев и в книгах, казалось бы, посвященных мирным сельским будням, в таких как «Версты любви», «Годы без войны», «Межа», всей душой своей оставался в своем танке, воевал с врагами советской власти».

Целиком соглашусь, что роман писателя-фронтовика Анатолия Ананьева «Танки идут ромбом», который посвящен легендарным событиям Курской битвы, и даже само его название стало реквием мужеству советских воинов, а его герои — олицетворением доблести и несломленной силы духа. Но все же сконцентрирую внимание белорусских читателей на романе «Версты любви», так как именно в этом своем произведении Анатолий Ананьев повествует о том, как в январе 1944 года командованием 1-го Белорусского фронта была разработана и осуществлена наступательная операция по окружению и разгрому немецко-фашистской группировки в районе наших городов Мозырь — Калинковичи. А Анатолий Ананьев сам участник этих боев. И в его книге один из героев романа, лейтенант Евгений Федосов, подбивает прямой наводкой немецкие самоходные установки и тем самым расчищает путь нашим наступающим танковым и пехотным частям.

Вот выдержка из книги, где повествование ведется от имени лейтенанта Федосова:

«Мне до сих пор кажется, что все, что я делал тогда, какие отдавал распоряжения, а главное, почему принялся стрелять сам и отстранил наводчика Мальцева, у которого, я видел, были белые, как будто закоченевшие руки, — все делал только из того чувства, как могут подумать обо мне. «Убьют, — думал я, — но убьют на виду, на людях, а это уже не так страшно». Я наводил орудие, нащупывая перекрестием панорамы серый лоб немецкой самоходки, а солдатам приказал укрыться в щель; план был такой: я целюсь, нажимаю на гашетку и тут же, вроде как кошка, прыгаю на обочину, к своим, и пусть тогда немец бьет по орудию, если, конечно, засечет его, — возле орудия никого не будет; если и подобьет, выкатим другое. Я целюсь, секунда — и красная трасса, змеясь, понеслась над бревенчатым настилом, и я как будто замер, следя за ее полетом; как ни рассчитывал, видите, а все-таки не отпрыгнул сразу в щель. Я понял, что попал в самоходку, и мгновенная радость охватила меня; но вместе с тем во мне же, как чувство самосохранения, рядом с этой мгновенной радостью жила иная, предупреждающая мысль: «Но самоходки две, прыгай, прыгай!» — и я метнулся через станину на обочину, в щель. «Ложись!» — крикнул я, падая, хотя на самом деле, как потом говорил Приходько, я вовсе не крикнул, а прошептал, и команду эту слышал только он один, а все лишь по инстинкту пригнулись, зная, как страшны осколки, когда в трех метрах от тебя рвется фугасный снаряд. Кажется, еще в тот момент, когда я скатывался к щели, две огненные черты, разрывая морозный воздух, пронеслись над орудием, и было слышно, как они — шлеп! шлеп! — ткнулись где-то далеко позади нас, в том районе, где стояли подбитые зенитки. Через минуту снова «шлеп! шлеп!» — опять позади нас; и еще трижды сдвоенные разрывы взвихривали снег, укладывая рядом с уже черневшими воронками новые, и я с радостью говорил себе: «Там ищут, а мы здесь!» В горячке боя, когда сознание не опережает, а следует за действиями, которые ты совершаешь, ни я, ни Приходько не заметили, что стреляла-то одна немецкая самоходка, а от второй уже начинал расползаться и стелиться над снегом черный такой, специфический, когда горит железо, дымок. Мы выждали, пока выстрелы смолкли, потом сначала заряжающий перезарядил орудие, а следом за ним поднялся на огневую я и припал к панораме прицела; я наводил с той же тщательностью, подтягивая перекрестие панорамы к серой броне самоходки, и то же чувство страха — «Надо первым! Надо успеть прежде, чем выстрелит он!» — как ледяной ветерок, пробежало по телу. Секунда, выстрел, уткнувшаяся в броню трасса, и — я опять уже лежу в щели рядом с Приходько и вслушиваюсь, как шлепаются далеко позади нас снаряды, которые посылает немецкая самоходка. На этот раз она стреляла дольше, и в стрельбе ее была заметна растерянность и нервозность. А мы, выждав, опять поднялись к орудию, и все повторилось сначала; потом еще и еще, и я вдруг заметил, что уже не спрыгиваю в щель и что не только я, но и весь расчет находится возле орудия, как будто мы стреляем с закрытой позиции и ничто не угрожало и не угрожает нам. Но немцы и в самом деле уже не отвечали; и в перекрестие панорамы, и потом, когда, поднявшись над щитом, я смотрел в сторону чадивших самоходок, было хорошо видно, как фрицы, выскакивая из люков, стремились укрыться за обочиной дороги. «Фугасным! — закричал я. — Да колпачки отверните, колпачки!» И мы еще сделали несколько выстрелов уже, в сущности, по разбегавшейся пехоте».

А теперь внимание, читаем представление на командира огневого взвода младшего лейтенанта Анатолия Ананьева к ордену Отечественной войны 2-й степени:

А теперь, внимание, читаем наградной лист к ордену Отечественной войны 2-й степени на командира огневого взвода 1184-го истребительно-противотанкового истребительного полка, младшего лейтенанта Анатолия Ананьева:

«11.1.44 года огневой взвод т. Ананьева отразил ожесточенную контратаку пехоты и танков противника, уничтожив один танк и самоходное орудие «фердинанд».

13.1.44 года противник, оседлав мост через лесное болото, остановил продвижение наших войск к Калинковичам. т. Ананьев, под бешеным огнем противника, рискуя своей жизнью, выкатил орудия своего взвода вплотную к позициям самоходок и в результате огневой дуэли подбил одно орудие, а остальные разогнал (так по тексту наградного листа, прим.), тем самым освободив дорогу к городу Калинковичи».

Как видим, Ананьев писал фактически о себе и своих боевых товарищах, освобождавших в тяжелых боях Республику Беларусь.

О боевом пути противотанкиста Анатолия Ананьева

Великая Отечественная война застала Толю Ананьева на 3-м курсе Наманганского (Казахской ССР, прим.) сельскохозяйственного техникума, где он обучался по специальности «технические культуры».

И тогда Анатолий и еще девять мальчишек из техникума, пошли в военкомат проситься на фронт. Но однорукий инвалид-лейтенант, поставив им всем день рождения 1 января 1925 года, направил учиться в Харьковское истребительно-противотанковое артиллерийское училище, которое было эвакуировано в Фергану. Забегая вперед: из этих 10 мальчишек с войны живыми, вернутся лишь двое: Анатолий Ананьев и Николай Снегирев… 

Для того, чтобы читатели отчетливее поняли, что было уготовано советским противотанкистам на полях сражений Великой Отечественной войны, приведу краткую справку:

«Из-за низкой высоты орудия расчету часто приходилось работать, согнувшись, а с малокалиберными пушками, например, 45-миллиметровыми, и вообще стоя на коленях. Защитный щит прикрывал от пуль и осколков только спереди, поэтому даже неприцельный выстрел осколочного снаряда, выпущенного из немецкого танка, являлся для расчета противотанкового орудия практически смертельным.

Действовать противотанкистам в бою приходилось очень быстро и слажено, так как дальность прямого выстрела противотанковой пушки составляла порядка 800 – 850 метров. В ходе же боя, в условиях сильной задымленности, постоянном разрыве снарядов, изменением движения цели, эффективная дальность стрельбы составляла итого меньше, всего, где-то порядка 400-500 метров.
Это расстояние немецкий танк проходил за 2-3 минуты. А если артиллерийская позиция была обнаружена, то тогда счет шел уже только на секунды. Здесь, кто успеет выстрелить первым… «

В училище Толя Ананьев, его друзья, и их сокурсники проучились всего 4 месяца вместо предполагаемого года, фронту край требовались офицеры-противотанкисты. Как, впрочем, и остальные: летчики, танкисты, связисты, командиры стрелковых взводов ведь именно офицеры этого, младшего комсостава Красной Армии, и несли наибольшие потери… Как-то выстроили их на плацу и Начальник училища, коротко сказав о положении на фронтах, задал вопрос: «Кто в выпускной дивизион, шаг вперед!» И Ананьев, не раздумывая, шагнул первым! Через месяц ему присвоили звание младшего лейтенанта и отправили на фронт.

И стал он взводным командиром огневого взвода 1184-го Новозыбковского Краснознаменного истребительно-противотанковый артиллерийский полка, в его третьей батарее.

И там, по признанию самого будущего писателя, он прописался навечно, как миллионы его сверстников — живых, погибших, ушедших из жизни после войны.

И было это за пять дней до начала Курской битвы, когда 100, так сказать, новобранцев, в числе которых был и младший лейтенант Анатолий Ананьев, прибыли в полк. А потом, потом после трех дней битвы на Курской дуге от полка осталась в живых треть. А ставшему сразу же опытным офицером-противотанкистом и, как ни горько было осознавать, ветераном полка, командир бригады подполковник Эристов вручил младшему лейтенанту Анатолию Ананьеву за личный подвиг, в его неполные 18 лет!, медаль «За отвагу».

Как говорил впоследствии сам Анатолий Ананьев:

«К началу войны мне было, как и моим сверстникам, шестнадцать лет. Что мы могли, с точки зрения «солидных» людей, «понимать в жизни»!? Но у пушек, остановивших Манштейна под Сталинградом, Гудериана у Тулы и Дитла под Мурманском, стояли рядом со старшими семнадцати- и восемнадцатилетние. И этим «старшим» не пришлось сетовать, что мы их «не понимаем»: пушки били куда надо и как надо!».

А впереди у Анатолия Ананьева были, как мы уже знаем, бои за советскую Беларусь. Под Новозыбковом артиллеристы зашли в тыл к немцам и взорвали немецкие эшелоны. После этой операции всем, кто вернулся живым, вручили билеты кандидатов в члены Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков)., и ему 18-летнему — тоже. Далее Анатолий Ананьев участвовал в форсировании Днепра под белорусским городом Ветка, и это, по его выражению, был один из тех моментов на войне, когда легче было бы умереть. Но необходимо было продержаться, прикрыть переправу. И продержались. Потом были бои за Калинковичи. В 1959 году в повести «Малый заслон» он опишет эту боевую операцию. А еще был памятный тяжелый ночной бой при освобождении концлагеря Озаричи. В этом бою Ананьев был в первый раз ранен, и сразу же — тяжело: более 40 осколков попало в него, в результате девять месяцев пролежал Анатолий в госпиталях в Иркутске и в Чите.

И снова на фронт. Бои под Будапештом, страшные бои за город Секешфехервар, который брали трижды. Там погибли почти все парни 1923–1925 годов рождения. И продолжая эту очень больную тему: по данным военного историк Андрея Сульдина, изложенным в его книге «Вся история Великой Отечественной войны. Полная хроника Победы», лишь 3 процента наших воинов 1923 года рождения дожили до конца Великой Отечественной войны…

Далее, во время боя за Вену, Ананьев был сильно контужен, но в госпиталь не лег, воевал до Победы. Уже после Дня Победы, когда стал очень мучить позвоночник, сказались ранения, пришлось ему лечиться в госпиталях.

Послевоенный период: от колхозника до знаменитого писателя

В декабре 1945 года, в возрасте 20 лет, капитана Анатолия Ананьева медицинской комиссией признали не годным к строевой службе, и он был уволен по болезни, как инвалид второй группы. и, как ни прискорбно, Родина забыла своего героя… Да разве его одного? Автор, сам сын фронтовика, помню, мне было лет 5, отец брал с собой на неформальные встречи фронтовиков, так как День Победы тогда на государственном уровне не праздновался. Собирались и обгоревшие, особенно тяжело, даже страшно, было смотреть на изуродованные войной лица, многие без одной руки и ноги, а еще…безногие, на низеньких деревянных площадочках с прикрепленными шарикоподшипниками, они передвигались, отталкиваясь руками от поверхности…

Не знаю, кто как относится, но мой отец-гвардии старший сержант пехоты, его друзья- фронтовики, искренне благодарили тогдашнего Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева, когда в 1965 году День Победы стал праздничным, выходным днем и фронтовикам начали возвращать честь и достоинство.

 Вот и Анатолий Ананьев приехал с фронта с орденами, но, по большому счету никому не нужный. А дома: немощный отец, почти ослепшая мать, больной туберкулезом младший брат. И тогда, по признанию самого Ананьева, первые послевоенные годы показались ему ничуть не лучше военных. Он, инвалид второй группы, вынужден был пойти на работу в колхоз, вечерами ходил в вечернюю школу, закончил учебу в техникуме и получил диплом агронома. Стало легче, к тому же Ананьев добился успехов на сельскохозяйственном поприще: агроном в колхозе, специалист районного земельного отдела, студент-заочник Алма-Атинского сельхозинститута, затем он начал приобщаться к науке, заведуя сортоиспытательным участком, и, наконец, был приглашен на завод ферментации табаков на должность начальника сырьевого цеха. Получил даже предложение отправиться в Москву на годичные курсы повышения квалификации.

Но судьба распорядилась иначе. 

Работая на заводе, он писал и отправлял в заводскую многотиражку стихи, и что -то у него получалось. А как-то начальник планового отдела, у которого было филологическое образование, попросил принести тетрадку со стихами. И, не говоря ничего Ананьеву, отнес его тетрадь в журнал «Советский Казахстан». И вскоре был опубликован цикл его стихов, Анатолий тогда почувствовал себя счастливым, услышав, что он талантлив. 

И Анатолий Ананьев бросает свою прежнюю работу и в 1950 году поступает в Алма-Атинский университет на филологический факультет, причем на очное отделение.

Решающим моментом при зачислении Ананьева в университет стала его экзаменационная работа по литературе на вступительном экзамене. Им был написан рассказ об эпизоде его фронтовой жизни — «Встреча с немецким солдатом лицом к лицу». Тогда-то Анатолий Андреевич Ананьев и решил: он будет писать!

В 1957 году Ананьев оканчивает университет, а в 1959 году в своей повести «Малый заслон» Анатолий Андреевич, фронтовик, юношей досыта хлебнувший огненных страстей боев в Великой Отечественной войне, талантливо поведал миллионам советских людей, как и что защищал каждый наш человек в этой войне, принимая муки и смерть. Это его произведение стало заметным явлением в ряду произведений военной прозы. А тема «человек на войне» получило наиболее яркое воплощение в его романе «Танки идут ромбом» (1963 г.), посвященном боям на Курской дуге.

Анатолия Ананьева избирают членом Правления Союза писателей СССР и приглашают на работу в Москву. Анатолий Андреевич продолжает плодотворно трудиться, как романист. Память о войне пронизывает и произведения Ананьева на мирные темы: романы «Межа» (1969), «Версты любви» (1971), «Годы без войны» (1975–1984), «Скрижали и колокола», пьеса «Тихий сотрудник» (1981).

За роман «Версты любви» в 1978 году Анатолий Ананьев удостаивается звания лауреата Государственной премии имени Горького.

А за выдающиеся достижения на литературном поприще Анатолию Андреевичу Ананьеву было присвоено звание Героя Социалистического Труда. 

В Беларуси его имя известно тем, что он удостоен звания Почетного гражданина города Калинковичи, в освобождении которого он принимал участие, и был, как мы помним, награжден боевым орденом.