Движение маятника истории. Почему рабочий-белорус с радостью встретил Красную Армию в 1939 году?

Бойцы и командиры Красной Армии, пришедшие осенью 1939 года в Западную Беларусь и Западную Украину, удивлялись картинам быта, что открылись им в городах и деревнях. Кто был постарше и хорошо помнил особенности жизни преимущественно аграрной Российской империи, нередко восклицал (и это отразилось в многочисленных воспоминаниях): «Будто в прошлое вернулся!».

Живя в бурлящем индустриализацией СССР, передвигаясь к западной границе по территориям поступательно развивающихся БССР и УССР, советские военнослужащие четко понимали, как живется «у нас». То, каково соотечественникам-белорусам «там, у них», в Польше, красноармейцев поразило. В Гродно, Бресте, Скиделе местные заводчане массово с оружием в руках помогли изгнанию польских войск. Почему белорусский рабочий поддержал приход Красной Армии осенью 1939-го?

Ресурсный придаток и не более

Западная Беларусь, оставшись по Рижскому миру за Польшей, представляла собой большое пространство (около 113 тысяч квадратных километров) с четырехмиллионным населением. Оно занимало почти четверть всей территории Польши и 13 % его населения. Причем лишь около 15 % людей жили в городах, учрежденных новой властью Полесского, Новогрудского, Виленского и Белостокского воеводств. Злым роком для промышленного развития белорусских «крэсов» стала Советско-польская война (1919–1921 гг.). Она почти полностью разорила и без того небогатое наследие царской власти — Северо-Западный край до 1917 года не отличался ни уровнем развития промпредприятий, ни их количеством.

Неплохие стартовые позиции Западной Беларуси — большие природные и трудовые ресурсы — могли стать платформой для устойчивого промышленного роста. Однако польское правительство и капитал пошли по другому пути. Превратили край (и Западную Украину) в ресурсный придаток непосредственно Польши, где проживала большая часть титульной нации страны. На протяжении межвоенного периода доля региона в общей массе промпроизводства Польши дотягивала лишь до 3 %! Согласно официальной польской статистике 1920 – 1930-х годов, в «крэсах» развивались трикотажно-галантерейная, строительная и полиграфическая, машиностроительная и электротехническая отрасли, металлообработка, химическая, текстильная, деревообрабатывающая, бумажная, пищевая промышленность. На самом деле большая их часть (кроме четырех последних) давала продукцию в очень малых, близких к статистической погрешности количествах. Почему?

Для развития промышленности края нужны были большие капиталовложения в предприятия и местную инфраструктуру. Но зачем тратиться, если более 80 % населения трудилось в сельском хозяйстве (не отличавшимся механизацией, развитой агрокультурой, поэтому требовавшем большой массы работников)? Развивать промышленность края, вписанную в хозяйственную систему Польши, было невыгодно. Пришлось бы отвлечь массу средств от вливания в уже благополучные предприятия запада и центра польской республики, развитые еще со времен Российской империи. Также свою негативную лепту внесло географическое положение Западной Беларуси: торговлю со вчерашним противником и главным восточным соседом — СССР — Польша свела на нет (0,5 % от национального товарооборота за 1930 год). Малый внутренний рынок «крэсов» не требовал большого числа промышленных товаров, а для самой Польши подобные вещи производили собственные предприятия. В 1924 году западнобелорусский регион насчитывал 1862 завода и фабрики (из них почти 500 текстильных и столько же относящихся к потребительской сфере производства, чуть более 200 деревообрабатывающих и из области легкой промышленности). Через шесть лет их число выросло менее чем в два раза — до 2232, а к 1935 году —всего до 2675. В это же время в БССР только с 1933 по 1939 год построили 1700 новых предприятий (из них более 400 крупных) и 90 — реконструировали. Главными статьями экспорта Западной Беларуси были изделия с низкой добавленной стоимостью: лесоматериалы, лен, стекло, сельхозпродукция — молоко, мясо, овощи.

Природные богатства шли с молотка

Товары, произведенные в Беларуси, были в основной своей массе неконкурентоспособны по сравнению с изготовленными в Польше. Это произошло из-за кризиса перепроизводства 1929-1933 годов, когда Польша стала одним из рынков сбыта чрезмерного количества подешевевших европейских товаров. А также из-за низкого качества изделий и невыгодной цены –на ней сказались большие траты за доставку. Последняя причина коренилась в низком уровне развития транспортно-логистической системы «крэсов» и востока Польши. Эти места особенно сильно пострадали во времена Первой мировой и Советско-польской войн, восстанавливались с затруднениями. Большого количества приемлемых выгрузочных средств на станциях Западной Беларуси попросту не существовало. Те, что имелись, были заняты для обслуживания массово экспортируемого сырья. В крае преобладали дороги-одноколейки – даже в 1939 году двухпутки составляли всего 20 % от общей сети дорог. Товарные станции имели низкую пропускную способность и могли обслуживать по 15–20 одноосных вагонов в составе (советские — по 50-60 двухосных). В сфере железнодорожных перевозок (основной массовый транспорт середины XX века) трудилось всего около 30 тысяч человек (из четырех миллионов населения!). Подобные условия транспортировки превращали любой товар (кроме массово перевозимого сверхдешевого сырья) в «золотой».

Намного проще было осваивать сферы, где не требовались большие капиталовложения. Отношение к белорусским природным богатствам как к неисчерпаемому источнику привело к тому, что только за 15 лет «польской власти» было вырублено более 400 тысяч гектаров леса, и этот процесс сопровождался очень скромным лесовосстановлением. Причина подобных процессов крылась в том, что правительство продало право на вырубку «временщикам»-конъюнктурщикам — коммерсантам из Великобритании, Франции и Чехии. Пилы и топоры коснулись даже заповедных массивов Беловежья и Налибок. Смежные производства также освоили зарубежные предприниматели — табачное сдали в аренду итальянцам, спичечное — шведам. Большая часть древесины (более 70 %) вместо того, чтобы обрабатываться на родине, отправлялась в виде леса-кругляка за рубеж. Чтобы вернуться оттуда в виде дорогих промышленных изделий (точно та же ситуация, например, явно обозначилась в Украине после знаменитых событий 2014 года). И в то же время богатые белорусские торфяники, месторождения глины, песка, известняка оставались мало возделанными, так как требовали постройки мощностей под их обработку, специализированной инфраструктуры для вывоза. Подобная ситуация была с механизацией труда во всех сферах хозяйства и особенно электрификацией — летом 1939 года, например, край произвел 2 % электричества от всего полученного в Польше.

Совсем не гегемон

Малое количество предприятий привлекало к труду соответствующее число тружеников — всего около 70 тысяч человек (на 1932 год). Основными видами производств (как и в дореволюционные времена) в «крэсах» были мелкие (по 20-25 человек) деревообрабатывающие, а также занимающиеся переработкой сельхозпродукции. Белорус, трудящийся если не в сельском хозяйстве, так в сфере деревообработки, стал в межвоенное время притчей во языцех — настолько архитипичен был его образ. Эту особенность сохранила массовая народная песня тех времен, главный герой которой рассказывал о своей незавидной судьбе:

Я дошкi пiлую ад рана да рана,

А скутку няма, бо раблю я на пана.

Маю заробак — мiзэрныя грошы,

П’ю самагонку, куру папiросы…

Участь большинства тружеников была и вправду незавидна: рабочий день, формально восьмичасовой, часто растягивался до 10-12 часов. Заработная плата белоруса в разные периоды межвоенного времени составляла цифры, сильно отличные от прибытка его коллеги из Великой Польши или Поморья: она была меньше в два раза. Мировой кризис перепроизводства 1929 — 1933 годов уменьшил цифру работавших предприятий Западной Беларуси на 20%, выставив за заводские ворота почти половину рабочих!

Многие реалии, о которых в СССР давно забыли, продолжали оставаться буднями для белорусов Польши: естественным делом, например, был труд подростков обоего пола. Они имели половинную заработную плату. Отпуск по сравнению как минимум с двухнедельным советским составлял от четырех до восьми дней! Сохранившиеся документы биржи труда Гродно и Пинска свидетельствуют: из тысячи безработных гродненцев в 1930 году пособие получало около 70 человек, из 3200 нуждающихся в трудоустройстве пинчан — всего 10 %.

Условия жизни рабочих семей были по большей части тяжелыми. Как и в дореволюционное время, труженики-горожане ютились в бараках, подвалах и на чердаках, разделяя съемное пространство занавесками, деля его долями по количеству семей. В комнатах часто жили по пять-восемь семей с общей кухней и удобствами на улице. Масса рабочих снимала кровати посуточно, чтобы лечь спать после смены на то место, откуда только что встал уходящий на работу сосед по койке… Живя в так называемых доходных домах, рабочие и члены их семей были вынуждены отапливать помещения, убирать придомовые территории или нанимать дворника с истопником за свой счет. Обитавшие в пригородах труженики имели более комфортные условия, однако им приходилось ежедневно прохаживать до предприятия и обратно большие расстояния. Подобные трудности не касались «рабочей аристократии», но представители этой касты были немногочисленны. Крайне неразвитой производственной сфере не нужно было большого количества высококвалифицированного (и высокооплачиваемого) персонала. Заводское медобслуживание было примитивным, женщина на производстве была большой редкостью…

К 1939 году промышленность БССР по сравнению с Западной Беларусью (при аналогичных стартовых экономических условиях и почти одинаковом числе населения) давала вдевятеро больше продукции. Все вышеперечисленные обстоятельства предопределили массовую поддержку со стороны немногочисленного рабочего класса Красной Армии осенью 1939 года.

Не менее бурная реакция ждала советских воинов и в белорусской деревне. Об этом читатель узнает в следующем материале.

(Продолжение следует…)

Подписывайтесь на наш Telegram-канал Минская правда|MLYN.by, чтобы не пропустить самые актуальные новости!