Когда я приехала на интервью к защитнику Донбасса Павлу Прохоренкову, он как раз включал телевизор. И мы вместе посмотрели интервью, которое недавно он дал телеканалу «Беларусь-1» в программе «Скажи не молчи». Павел периодически отрывался от просмотра и комментировал отдельные моменты, о которых он забыл рассказать на телевидении. Он также поделился с нами впечатлениями от встречи с белорусским Президентом.

— Лина, с момента, когда я первый раз увидела Павла на вокзале, где он эмоционально встречал вас, свою супругу с маленьким сыном Мирославом и дочерью Лией, он заметно округлился с лица. Видимо, жизнь налаживается?

— Да, откармливаю его. Хотя малоподвижный образ жизни в коляске тоже сказывается. Мне сперва непривычно было, что здесь можно и на улицу выйти, не стреляют. Потом привыкла, что все спокойно и тихо. Снимаем квартиру, сами за нее платим. Дочка пошла в сад.

— А кто перцы на подоконнике выращивает?

— Жена, — в разговор включается Павел. — Мы ведь когда приехали, у нас ничего не было, ни одного цветка в квартире. В сентябре-октябре я перец купил и оставил семечки, потом дал жене и она посадила. Тут сладкие и острые. Мы и дома в Донецке пробовали проращивать, но ничего так и не выросло.

— С чего для тебя началась война 8 лет назад? Была какая-то отправная точка отсчета? Как ты понял, что спокойной жизни уже не будет и надо идти на фронт?

— В 2014 году Донецк не поддержал власть, которая пришла после Майдана. Мы хотели создать автономную республику. Но в Киеве этого не захотели. К нам в город автобусами привезли титушек, и они попытались устроить провокацию на площади Ленина. Но их сразу вычислили и гнали до реки Кальмиуса. Мне тогда было 16 лет. Потом ситуация постепенно развивалась и накалялась. Такого масштабного наступления, как например 22 июня 1941 года, одномоментно не было. Украинские власти не ожидали, что население так поднимется. Сначала просто военные приезжали и пугали, потом стала прилетать авиация. Стреляли, было слышно, что убивали. По большей части бомбили аэропорт и ближайшие окраины, где находились военные, а жилые массивы Донецка не так страдали – их по минимуму обстреливали. Наши взяли город в кольцо и никого не пускали, поэтому в центре города можно было даже гулять.

Время действовать

— Ты — артиллерист? В каком возрасте тебя призвали?

— Хотел пойти служить в армию еще с 18 лет, но меня не взяли, потому что дедушка с бабушкой еще были моими опекунами, а сразу после совершеннолетия уже я становился их опекуном и должен был следить за ними. Во всяком случаем мне так объяснили причину отказа. Ну, может быть, тогда судьба меня от какой-то худшей участи отвернула. А в 2017 году мне уже надоело на всю ситуацию смотреть и, с благословения дедушки, я решил пойти добровольцем.

Попал в подразделение артиллерийского полка. Обучение проходил в полевых условиях буквально пару недель. А потом днем – учения, а вечером мы боевые задачи могли выполнять на самоходке. Мы не каждый день воевали беспрерывно. На выходных, если все спокойно нас могли и домой отпустить, но надо было всегда оставаться на связи. Когда был заключены Минские соглашения, у нас тоже появилось время подучиться.

Вообще я считаю, что война — это совсем не романтика, это страшное нечеловеческое дело. Никому не пожелаешь такой участи, ни детям, чтобы они вообще это видели и слышали. В этом ничего хорошего нет, и войну больше всего ненавидят боевые люди. Вообще, я считаю, что мы все – братья и сестры…

— На войне тебе приходилось сталкиваться с АТОшниками лицом к лицу, про которых рассказывают, что они под веществами воюют? Как зомби идут, по ним стреляют, а они не падают.

— Видеть не видел, но мне рассказывали, что в действительности что-то такое было непонятное. Не один человек это мне подтверждал. Вероятно, они были под воздействием каких-то препаратов, потому что по-другому это объяснить невозможно. В них стреляешь, а они боли не чувствуют и двигаются дальше. Но это только во время обороны аэропорта было, в 2014 году, на других направлениях такого не наблюдалось.

— Тебе сняться сны о войне?

— Нет, я не думаю об этом, поэтому крепко сплю. И друзья в этих снах ко мне не приходят, слава Богу! Потому что я читал, как люди от посттравматического синдрома по большей части спиваются. Кто-то даже на этой почве наркотики начинает употреблять, чтобы расслабиться. Каждый переносит это все по-разному, и у меня были очень жесткие моменты на фронте. Но меня всегда поддерживали мысли о близких и родных, что необходимо вернуться домой живым. Это меня успокаивало.

— Серьезное ранение ты получил в апреле 2022-го года. А как с тобой эта ситуация произошла, что ты подорвался?

— На фонте успел побыть примерно полгода, может больше. Я находился внутри малого тягача легкой брони, и мы гусеницей наехали на мину. Меня поздно доставили в центральную клиническую больницу в Донецк, пошла гангрена. Я этот момент переправки вообще плохо помню. В результате пришлось ампутировать ногу. В больнице я, наконец-то, расписался со своей беременной женой. Не раз ей предлагал, но просто из-за службы планы рушились. А вторую ногу спасли белорусские медики. Моя вторая мама договорилась с Алексеем Талаем, что меня перевезут в Беларусь. Он транспортировку организовал 5 июня. А 13-го мне уже операцию сделали. В стопе — дырка от осколка, там тоже заражение было.

Врачи Минской областной клинической больницы собрали мне кость на левой ноге буквально как мозаику. Еще около месяца-полтора я буду находиться в аппарате Елизарова и потом около двух месяцев в гипсовой повязке и дальше, как снимут, еще реабилитация продолжится. Как только я смогу становиться на ногу, мы поедем протезировать вторую ногу в Москву. Я участвовал в российской телепрограмме «За гранью», и там мне обещали помочь с этим. Но мне нужно хотя бы стоять на ноге, потому что будут снимать слепок и потом его подгоняют по высоте.

Слишком много ошибок

— Ты мечтаешь вернуться домой?

— На этот вопрос трудно ответить. Я перед Новым годом ездил в Донецк, возил документы, потому что я долго болею, а служба идет… Но, возможно, я еще вернусь в строй, если стану на ноги. Уверен, что на Донбассе рано или поздно все будет хорошо. Говорят, хочешь мира, готовься к войне — здесь так же. Украине тоже нужно преодолеть определенные трудности, чтобы потом все начать сначала и зажить хорошо. Вот как Германия разделилась на два мнения, когда одни поддержали американскую сторону, другие советскую, между ними построили стену и все нормально жили.

А пока ВСУшники продолжают обстреливать садики, школы, жилые здания. Перед Новым годом от дома сестры остановка есть в 500 метрах и на остановочный пункт прилетело. Машины были все в осколках. Представьте, пошел ты в магазин и неизвестно, вернешься ты из него или нет. А если ты сам ничего не будешь делать, то никто тебе ничего не принесет и не подаст. Тюрьму они в Донецке обстреливали, хотя там же не военные, а обычные заключенные находятся. Я не знаю, если это все ошибочно, то слишком много ошибок.

— Наверное, так происходит потому что они исходят из собственных рассуждений: они сами размещали батальоны АТО-шников в школах, детских садах, следовательно, они думают, что и на Донбассе организовывают также.

— В ТикТоке уже есть много видео, где танки стоят перед жилыми домами, а их жителей ВСУшники выгоняют из квартир, мол, идите, попозже вернетесь. Люди спрашивают, куда же им идти, а им отвечают: «А нам все равно, у нас тут огневая точка».

Согласитесь, сколько лет прошло спустя окончания Великой Отечественной войны, а отголоски все еще слышны. На неразорвавшиеся снаряды, на мины, почву намывало, и они оказывались спрятаны. И сколько времени земля бесхозная стояла, пока на ней потихоньку все начали восстанавливать, пока отошли этого всего. А сейчас, сколько у нас на Украине территории вообще заминировано! Жаль, что люди гибнут. Через все это предстоит пройти Донбассу, прежде чем он сможет наладить мирную жизнь.

По большей части там будут нужны строители. Я на стройку уже не пойду работать, так что перспектив для себя я не вижу. Хотя я сейчас продолжаю обучение на заочном отделении юридического факультета в Донецке, но не думаю, что в Беларуси мне пригодятся эти знания. Все-таки законодательная база у нас разная. А так я открыт ко всему новому, куда возьмут в Минске работать, туда и пойду — с голоду не помрем!

— То есть свою дальнейшую жизнь ты планируешь связать с Беларусью?

— Да, я хотел бы получить белорусское гражданство. Мы в Минске крестили Мирослава, ему уже 7 месяцев, в храме Всех святых. Юля, которая вместе с мужем Дмитрием Казаковым помогали мне в Беларуси, стала для сына крестной матерью. Породнились мы с ними, короче.

Я по большей части дома сижу, занимаюсь детьми, никуда особо не выхожу. Сейчас зима, не слишком куда-то поездишь, только в гости выбираемся к Юле с Димой раз в неделю. А до этого на выходных они возили нас то в Мирский замок, то в Сулу, в Станьково смотреть на партизанскую деревню.

Глядя на военную технику или орудия тех лет, вспоминаешь в своей голове то, о чем хотел бы забыть, что происходило у нас на фронте. Главным образом думаешь об ушедших из жизни людях, которых были рядом. Ты своих сослуживцев частично словно живых видишь. Ну я не знаю, как это вам объяснить, рассказать… Тяжело очень!

Юля с Димой меня с дочерью возили не раз на хоккей с участием Президента Беларуси. Очень хотел с ним фотографироваться после матча, руку пожать такому человеку, тем более, что Глава государства близок к народу. И так получилось, что мы поздоровались с белорусским лидером, а потом он резко взял мою коляску, развернул и мы поехали по льду. Все на нас смотрели, Александр Лукашенко что-то мне кричал, но я глуховатый и не слышал, что именно.

Подписывайтесь на наш Telegram-канал Минская правда|MLYN.by, чтобы не пропустить самые актуальные новости!