Закон — ЕАЭС, Трамп — прокурор: кто диктует правила мировой торговли

ЕАЭС так уверенно заместил импорт, что невольно думаешь: не пошла ли итальянская марка Bugatti от белорусского слова «багацце»? Сие нам не ведомо, а вот перспективы ЕАЭС очевидны. Потому что саммит в Минске снова собрал пятерку стран, которые, несмотря на разногласия в прошлом, с нуля построили новую логистику, заработали на ней, а еще создали производство на пустом месте, которое оставил Запад.

Когда-то скептики прозвали ЕврАзЭС Таежным союзом, потому что, мол, прерии на востоке дикие и малонаселенные, а с польской границы начинается цивилизованный Запад, куда можно вести солярку и сигареты, а обратно — иномарки. Примерно так белорусы и жили (купи, продай и не мешай), пока Александр Григорьевич в 1995 году не начал интеграцию с основным союзником.

Надо сказать, времена для этого были так себе: объединение можно было начать с одной Россией, а закончить с другой, поменьше, потому что в стране бушевал сепаратизм, шла Чеченская кампания, а Борис Николаевич собирался на второй срок с рейтингом в пять процентов. Но даже в те годы было ясно, что без сырья, металла, нефти, газа и, самое главное, общего рынка мы превратимся в страну челноков и банановую республику. Как в Латинской Америке, но хуже, потому что бананы сами не производим, а импортируем.

Но и у западных соседей в те годы было не лучше: в Польше не выпускали даже своих гвоздей, а вся Восточная Европа представляла собой одно большое бандитское гнездо, свитое вокруг трасс, портов, спирта и прочих воровских схем. Всех новых европейцев ждал один и тот же путь в никуда, когда ты сначала продаешь свою промышленность западными концернам по цене металла, а потом начинаешь покупать у этих концернов вообще все, включая шведские табуретки.

Как выглядит европейский выбор

Таков путь европейской интеграции, где для вашей дешевой рабсилы сначала найдут применение у западных дядей, затем займут внутренний рынок, а на откуп оставят максимум сферу услуг и торговлю — продавать друг другу пирожки, кофе и семечки у метро (но и тут вас быстро сожрут западные торговые сети, у которых пирожки дешевле). Само собой, для такой модели государства не нужна ни промышленность, ни образование, ни технологии, а нужен только продажный правящий класс.

К слову, до первого крупного кризиса все это худо-бедно работает, потому что социальное напряжение сбрасывается дальше в Европу. Если дома нет вакансий и мертвая социалка, всегда можно поехать туда, где есть работа и чуть более сладкая жизнь. Народная мудрость по этому поводу гласит: пока толстый ссохнет, худой сдохнет, и, глядя на Восточную Польшу — а это самый бедный, самый добитый и самый географически близкий к Беларуси регион — мы как раз видим, как неперспективные территории постепенно усыхают. А на их месте должны были усыхать белорусы где-нибудь под Смоленском, находясь с самого края Евросоюза.

Правда, не сказать, что и Германия за это время прямо расцвела с помощью гостей из Сирии, Турции и Афганистана. Но сытые и довольные бюргеры остались хотя бы на картинках. А вот успешная Латвия, где в жилом фонде тупо нет лифтов, потому что советские больше не выпускают, а белорусские купить нельзя, или Литва, откуда дети уезжают уже с 8 класса доучиваться на Западе и получать там аттестаты — видны буквально через забор.

Там все просто: уезжают, потому что дома нет образования, образования нет — потому что нет заказчика в виде промышленности, а промышленности нет, потому что дяди из ЕС закрыли Игналинскую АЭС и предложили жить туризмом, пирожками, грузоперевозками и прочими народными промыслами. И всего этого тоже теперь не стало, потому что литовцы своими руками закрывают КПП на белорусской границе. А кому все это не нравится, тех Брюссель тычет лицом в Брексит, мол, британцы вышли, и стало еще хуже, терпите.  

Почему ЕАЭС

Сегодня, когда по улицам российских и белорусских городов едут МАЗы, а обочины подметают трактора МТЗ, это не вызывает никаких особых эмоций, мол, «ну и что?» А ведь до того, как заработал ЕАЭС, нам предлагали импортные аналоги и в лучшем случае локализацию 2-3%, например, делать самим резиновые коврики. Тогда всем казалось, что раз бэушный мерседес лучше бэушный жигулей, то и с коммунальной техникой, самосвалами, тракторами и комбайнами все то же самое.

Оказалось, нет. Что такое «хорошее и дешевое» западное мы видим ныне: когда запчастей к технике либо просто нет, либо их возят окольными тропами, а гиганты, типа «Фольксвагена», которые их производили, готовы вот-вот закрыться, как «Вартбург» в почившей ГДР. А то, что работает и может конкурировать с нами по цене, представляет собой алюминиевый двигатель, собранный из мусора, потому что на нормальный чугун европейцы и китайцы денег пожалели.

Не секрет, что одноразовые машины с одноразовыми моторами появляются на рынке ЕАЭС специально, чтобы с учетом всех возможных пошлин конкурировать с нами по цене. Примерно как «ножки Буша» в формалине добили старых добрых советских кур.

Но, кстати, теперь ножка Буша (или Трампа) во рту вам больше ничего не гарантирует. Дональд, который лихо выкатывает своим союзникам по западному рынку пошлины от 15 до 150 процентов — это вообще конец всех западных торговых объединений, начиная с ВТО и далее по списку.

Ничего подобного в ЕАЭС нет, потому что мы союзники, а не попутчики. ЕАЭС планирует деятельность минимум на пять лет (для чего принимаются стратегические направления интеграции), и никакой Дональд, вставший не с той ноги, не может резко влиять на тарифы и таким образом разрушить общий рынок, который строили 25 лет. Соответственно, и бизнес ведет себя более предсказуемо, а не хватается за голову каждые выборы, как в США — кого ж им там принесет нелегкая в это раз.

Что дальше?

Глобальных задач в ЕАЭС у нас две. Первая — это равные условия для белорусских производителей на российском рынке. Сказать просто, но сделать сложно, как в анекдоте про золотую рыбку. «Мое первое желание — чтобы желаний было сто»: чтобы не было административных барьеров для нашей техники, чтобы посредники не накручивали цену, чтобы были сервисные центры, удобные для покупателей, а еще чтобы с нами рассчитывались за продукцию быстро, а не исчезали в неизвестном направлении, а мы потом искали людей через российскую Генпрокуратуру. Все эти проблемы есть. И вот когда их решат — тогда не будет разницы между российской компанией и белорусской.

А еще разница очень заметна, например, когда заключаются тендеры. Значит, ЕАЭС нужна единая промышленная политика. Понятно, что это большие деньги, но их надо не выхватывать друг у друга из рук, а грамотно разделить рынок за счет кооперации.

Вторая задача ЕАЭС, еще более сложная — это единый рынок газа и нефти. Как говорил Владимир Владимирович, мы к этому идем: общий рынок электричества уже есть, хотя раньше это казалось фантастикой. Тут можно сказать, что белорусы традиционно выступают за дешевый газ и бензин, но для россиян это тоже не просто «подарок» нам. Потому что газ потребляется в основном белорусскими заводами, это снижает стоимость продукции, в том числе машин, изделий ВПК и всего прочего, что потом поставляется в Россию (и не поставляется из-за санкций в третьи страны — добавим мы). То есть, субсидируя промышленность Беларуси, удешевляется продукт для всех потребителей в ЕАЭС.

И поскольку Александр Григорьевич накануне саммита в Минске потребовал не проводить заседания ради заседаний, говорить будут в основном о проблемных вопросах. Потому что о том, что хорошо, люди и так знают по ощущениям: по полкам в магазинах, весу кошелька и теплу батарей в июне (шутка).

Но проблемы в ЕАЭС тоже закономерны — все это проблемы роста. И даже в тайге, которая, казалось бы, растет стихийно и саморегулируется, есть свой закон и медведь-прокурор. В качестве которого сейчас выступают США и ЕС, который пробуют нас зубами на прочность… и единство.