Жизнь в аду. Выживший узник концлагеря Малый Тростенец поделился воспоминаниями

Сегодня, 27 января — в Международный день памяти жертв Холокоста — самое время виртуально дать слово человеку, выжившему в аду немецко-фашистского концлагеря, где кроме представителей других наций содержались презираемые нацистами евреи. Воспоминания Владимира Гаранского, подлинник которых хранится в Государственном архиве Латвии, опубликованы в сборнике «Холокост в Беларуси. Трагедия и память», стал результатом сотрудничества Департамента по архивам и делопроизводству Министерства юстиции Республики Беларусь, Национального архива Республики Беларусь, Белорусского государственного архива кинофотофонодокументов и ряда областных архивов страны. Достаточно краткий рассказ о судьбе узника, записанный со слов Владимира Константиновича в 25 сентября 1962 года, достоин стать эпитафией жертвам фашистского Холокоста, останки которых мы видим на этом скорбном снимке, сделанном уже после освобождения Беларуси осенью 1944-го. Тем более повествование Владимира Гаранского имеет ряд особенностей.

Чем же необычны откровения Владимира Константиновича? Прежде всего тем, что не он попал в концентрационный лагерь, а… концлагерь сам «пришел» к нему в дом. В деревне Малый Тростенец Минского района Гаранский провел всю жизнь: и довоенное время, и оккупацию, и послевоенный час. Он пропустил через себя черную «биографию» концлагеря, практически всю историю его существования: от окончательной постройки объекта и его филиалов весной 1942-го до ликвидации в июле 1944-го. Все видел, все слышал — и выжил! Это ли не причина дать Владимиру Гаранскому слово?

Рассказчику несомненно повезло: он попал не в основной лагерь, а в его вспомогательный филиал. «С приходом немецких войск в нашу деревню меня… арестовали и …поместили в минскую тюрьму, где я пробыл четыре месяца. После этого в минскую тюрьму приехал комендант лагеря, располагавшегося в нашей деревне, Эйхе, и меня забрал с собой в свой лагерь СД (службы безопасности рейхсфюрера СС, органа охраны высокопоставленных чинов фашистского государства. — Прим. авт.). Во время немецкой оккупации в нашей деревне находилось подсобное хозяйство Минского СД, а для работы в этом хозяйстве был организован лагерь, в котором содержались заключенные граждане русской и еврейской национальности», — такими словами начинается опрос жителя Минского района. Это отделение Малого Тростенца было подведомственной сельскохозяйственной базой, произведенные тут продукты и сырье шли на обеспечение жизнедеятельности столичной силовой структуры. Евреи — около 400 человек — работали на сельхозработах, а военнопленные, 30–50 человек, почти все славяне, заготавливали лес и возили лесоматериалы в лагерь. Домик коменданта, бункер охраны, силосная башня, превращенная в жилье для евреев-врачей, хранилище скарба заключенных, да два сарая, превращенных в бараки для евреев и славян, — вот и вся нехитрая география филиала Малого Тростенца. Позже были построены еще бараки — для пополнения из евреев, завезенных из разных земель завоеванной Польши и занятых регионов СССР.   

Жизнь узников была тяжела: днем они самостоятельно ходили на работы и назад, в бараки, а ночью сидели под замком — лагерь опоясывало «ожерелье» постов из немецких и латышских военнослужащих СД. Раз в два-три дня они сменялись, порой иностранных охранников подменяла вспомогательная полиция из славян-коллаборационистов во главе с их начальником Козловским.

В лагере спецслужбы СД жизнь текла монотонно и без происшествий. Проявлять неповиновение по отношению к охранникам было равнозначно смерти: сопротивления чинам СД, как и гестапо, каралось смертью даже без видимости расследования. К тому же заключенные прекрасно знали, что в основном лагере — Малом Тростенце — и его окрестностях то и дело расстреливают ни в чем не повинных людей. Узники умирают от плохих условий содержания, болезней, издевательств… «От местных жителей, от кого, не могу вспомнить, мне известно, что летом в 1942 году в Благовщине, примерно в 1–2 км от поворота к нашей деревне, в сторону Могилева по шоссе Минск — Могилев …в лесочке, были расстреляны граждане еврейской национальности, которых привезли из других европейских стран. Расстреляно было несколько тысяч человек, но, сколько их было точно расстреляно и сколько дней производились эти расстрелы, мне не известно. Впоследствии я видел в этом лесочке ямы, в которых были похоронены расстрелянные евреи. Всего их было 10–15 штук, размером 4 на 10 метров», —вспоминал Владимир Гаранский. До лагеря то и дело докатывались смутные слухи один дивнее другого. То наши побили немцев под Москвой и на Волге, то СССР капитулировал — и Красная Армия откатилась за Урал (!), то немцы и итальянцы завоевали Англию, Северную Африку — и идут по Ближнему Востоку напролом к бакинской нефти вместе со ставшими им союзниками турками.

Некоторую надежду, вспоминал Владимир Константинович, вселял факт сопротивления оккупации. Местные жители через колючую проволоку рассказывали о частых сходах под откос железнодорожных составов с военными грузами, о перестрелках в лесах, о том, что бомбардировщики то и дело налетали на города и станции с далеких тыловых аэродромов. Результаты действий партизан и подпольщиков наблюдали порой и сами заключенные: «Еще немного дальше, примерно 100 метров от … бараков …небольшой лесок, в котором имелось кладбище, на котором хоронили немцев». По рассказу Гаранского, участок с готическими крестами понемногу разрастался, значит, сопротивление усиливалось, а Большая земля не сдавалась.

В дни Белорусской стратегической наступательной операции «Багратион» администрация лагеря ликвидировала захороненные трупы, выкопав их, облив бензином и предав огню. То же самое ждало и население лагеря СД, однако прорыв советских танкистов к Минску спутал оккупантам карты.

Благодаря событиям лета 1944 года Владимир Гаранский и еще несколько десятков заключенных избежали смерти. Владимир Константинович выжил, чтобы остаться в Малом Тростенце навсегда, и мирным трудом затушевать память о существовании тут концлагеря.