Донецк: война, жизнь и обстановка в регионе глазами журналиста «МП»

Война пришла на Донбасс в 2014 году. Его жители не приняли смену власти в Киеве. Они не были готовы разделить европейские ценности, отрекшись от собственных. Считали себя русскими — и мыслями, и душой. В ответ киевская власть объявила их террористами.

Я поехала в Донецк весной 2024-го, спустя 10 лет после начала военных действий.

Путь на Донбасс неблизкий — без малого полторы тысячи километров. Двое суток в пути. Из путевых заметок: с ужасом вспоминаю дороги Орловской области. Даже в многострадальных Донецке и Макеевке они получше будут.

Донбасс для белорусов — регион не закрытый, и, в принципе, любой желающий может туда попасть. Правда, придется пройти бесчисленное количество блокпостов, постов ГИБДД и множество проверок. Документы и авто проверяют везде, долго и тщательно.

— Добро пожаловать, — наконец поднимает голову и улыбается мне сотрудник пограничного контроля, отдавая паспорт.

Выдыхаю. Пропустили.

Первое, что бросается в глаза после пересечения границы, — множество строительной техники и рабочих вокруг. Облагораживают обочины, распиливают выкорчеванные деревья, кладут новый асфальт. Движение транспорта, на удивление, довольно интенсивное. Встречаются большегрузы и с белорусскими номерами (а белорусские продукты, как выяснилось позже, встречаются во всех магазинах ДНР и очень любимы местными жителями). С любопытством смотрю по сторонам: часть полей засеяна, вдалеке виднеются отвалы. Населенный пункт следует один за другим. Интернет российского МТС сказал нам: «Без меня, ребята» еще на границе, поэтому ориентируемся по солнцу и немного по заранее установленным картам, которые тоже не особо стараются нам помочь.

Макеевка

Город, название которого известно всем, кто интересовался новостями начиная с 2014 года, в целом производит приятное впечатление. Ни тебе разрушенных зданий (на первый взгляд), ни других визуальных следов войны. Вот пожилая женщина ведет за руку девочку лет четырех, малышка улыбается, что-то щебечет себе под нос и куда-то показывает пальчиком. Мужчины в форме на светофоре послушно ждут зеленого, хотя только они и ждут, остальные лавируют между машинами, совершенно не обращая внимания на сотрудников полиции, стоящих неподалеку, на перекрестке. Впрочем, и полиция нарушающими пешеходами не интересуется, мужчины что-то увлеченно обсуждают между собой. Стоим в пробке. Окна нашего авто плотно закрыты, довольно громко играет музыка. Ловим на себе любопытные взгляды других водителей, но списываем все на наши белорусские номера.

Донецк

Он начинается сразу за Макеевкой. Стрелка навигатора устраивает дикий пляс по экрану телефона, убеждая нас сперва, что мы в поле, затем начинает скакать по всему городу. Растерянно останавливаемся и в конце концов принимаем решение ориентироваться по указателям. Спустя примерно час, вдоволь накатавшись по городу, таки находим нужную улицу. Встречает нас Сергей, который, зная, что мы без связи, мужественно бродил под домом часа два, а может, и больше, пока мы стояли в Макеевке и колесили по Донецку.

— Извини, — приветствую я Сергея, виновато улыбаясь, — мы без интернета, с плохой навигацией и в пробке постояли.

— А что вы хотели, тут так, — мужчина помогает мне с чемоданом и, протягивая руку, расплывается в улыбке. Собственно, до конца поездки не улыбающимся я его больше и не видела.

— Всегда улыбаюсь, да, — подтвердил мне много позже он, — иначе с ума сойти можно.

Более 900 тыс. человек проживало в Донецке в 2014 году. Около 600 тыс. проживает там сейчас.

В городе нет воды

Первое, что бросается в глаза в квартире, где мы провели следующие несколько дней, — множество пятилитровых бутылок с водой. Ими заставлен коридор, прихожая, кухня. Вода в Донецке — ресурс драгоценный. Из крана она течет только около двух часов в день, и то не каждый, да и не лучшего качества. Чтобы умыться и почистить зубы, используется бутилированная вода.

Очень хочется ополоснуться с дороги — греем большую кастрюлю воды и поливаемся из ковшика, вспоминая добрым словом Беларусь. Кстати, с каждым днем, а может, даже часом, проведенным на Донбассе, нашу родную, милую Беларусь мы вспоминали все чаще.

Из окна Сергея видно троллейбусное депо. Обращаю внимание, что некоторые окна в общественном транспорте заколочены фанерой.

— Прилетает до сих пор, — говорит мужчина, — и по жилым домам прилетает, и по людям, и по транспорту, конечно. Все тут быстро убирают. Вечером прилетит, на завтра уже и следов нет, стекла убраны, окошки заколочены, воронки засыпаны, осколки собраны. Власти следят за этим очень — ремонт и устранение последствий в первые же сутки. Дворники работают неплохо. Сами жители регулярно субботники дворами устраивают, прибираются, как могут, наводят уют, чтобы поменьше следов войны и побольше мирной жизни.

— Неужели до сих пор стреляют?

— Подожди, стемнеет, станет потише, сама увидишь и услышишь.

Пока не стемнело, иду в магазин. Цены — космос.

— На военных рассчитано, — поясняет мне Сергей, — у них зарплаты немаленькие. Гражданские столько не зарабатывают, хотя с деньгами после того, как ДНР вошла в состав РФ, намного лучше стало. Все социальные выплаты вовремя и регулярно индексируются.

Это подтверждает и бабушка из соседней квартиры.

— 120 тысяч (рос. рублей. — Прим.) получила дополнительно за прошлый год, проиндексировали, значит, — тщательно проговаривая слова, будто мы иностранцы и плохо понимаем русский, говорит она. — Путин не дурит, а вот раньше дурили, да.

— А хватает пенсии вашей на питание, на оплату коммунальных услуг, одежду? — интересуюсь я, стесняясь спросить о размере пенсии, хотя, не скрою, очень любопытно было бы сравнить с белорусской пенсией моей родной бабули.

— Больше 20 тысяч (рос. рублей) получаю, — не стала скрывать конкретную сумму пожилая женщина, — ну и плюс индексация эта. Хватает мне и поесть, и оплатить все. Но не шикуем, конечно.

Комендантский час

Вечером Донецк пустеет. После 20:00 на улицах могут находиться лишь те, у кого есть спецпропуск. И, да, как и предупреждал Сергей, с наступлением темноты стала слышна канонада за окном. Мне, женщине, никогда не видевшей и не слышавшей ничего подобного, поначалу показалось, что началась гроза. Подхожу к окну — стекла дружно дребезжат, на горизонте периодически появляются всполохи. Один в один гроза!

— Далеко линия фронта?

— Пару километров от черты города, — наблюдая за мной, отвечает Сергей. — Мы не в центре и не в дальнем от линии боевого соприкосновения конце города, но наш дом стоит удачно, боком. И мы не на последнем этаже. Так что все будет нормально. Не бойся.

Я ведь и не боюсь. Если бы боялась, не поехала бы. Мне просто в один момент становится бесконечно жаль. Людей, город, землю эту. В эту минуту мне так искренне жаль все и всех вокруг…

Сергей, наверное, пытаясь отвлечь меня, рассказывает, как понять из чего стреляют, — по количеству выстрелов за определенное время.

— Это наши, — прислушивается он, — а вот это уже «укропы».

Украинцев тут все повально называют «укропами». Да и сами местные украинцы, живущие сейчас в Донецке, но не сильно обрадованные присоединением к РФ, тоже называют себя «укропами». Признаюсь, для моего уха звучит немного непривычно: россияне, белорусы и «укропы».

— Хуже всего, когда «Хаймарс» прилетит, — продолжает Сергей, не подозревая, что занимает меня сейчас слово «укроп» и его неожиданное значение, — от здания мало что остается потом. Американского производства эта штука, реактивная система залпового огня. Пояснить, что это?

— Бесполезно, — отзываюсь я, — ни черта в этом не понимаю. Убить может, правильно?

— Убить тут что угодно может, — смеется Сергей, — осколка будет вполне достаточно, не говоря уж про прямое попадание. Оно-то, конечно, редко бывает, чаще все же именно от осколков погибают и калечатся. Знаешь, как тут говорят? Если слышишь свист, не за тобой летит. Свою не услышишь. Даже дети об этом знают. А «Хаймарсами» нечасто теперь «укропы» бросаются: они дорогие очень. Раньше чаще ими били. Видела ведь сильно поврежденные здания в городе? Соцзащиту, например. Это «Хаймарс» прилетел.

Киваю. Видела здание соцзащиты. Вернее, то, что от него осталось.

— А зачем они по зданию соцзащиты палят? — не понимаю я. — По ком они стреляют? По молодым мамам, пришедшим пособие на ребенка оформлять? Или по пенсионерам?

— А разве они когда-нибудь смотрели, куда палят? Иногда мне кажется, что они специально по мирным и бьют. От бессильной злобы, что ли. Иногда думаю, что вообще наобум палят. Куда прилетит, туда прилетит.

Засыпаю под канонаду и мерное дребезжание стекол. Завтра собираемся в Мариуполь.

(Продолжение следует)